Гоба Ира: другие произведения

мне подсказало, что в каждой шутке должна быть доля шутки... и попросила Элену

аккуратно разузнать подробности, полученной моим сыном, информации.

Донесение моей служанки имело примерно следующее содержание: "Госпожа, все

домочадцы думают, что он не ест из-за Вас, точнее из-за того, что Вы

отказываетесь делить с ним его столовую". Я еще подумала про себя "хорошо, что

не его спальню, уже легче", но вслух потребовала разыскать негодника, и привести

его к нам на этаж. Он зашел в гостиную, спокойно кивнул мне с ничего не

выражающим выражением лица, и принял выжидательную позу, мол, "чего тебе

надобно, старче?". Я... растерялась. Мне казалось, что мужчина, отказывающийся

от завтрака-обеда-ужина должен смотреть на причину этого воздержания как-то...

благолепно, что ли. Я вдруг ощетинилась на него ни с того ни с сего:

-Найт, Вы что, хотите в одно прекрасное утро найти меня с перерезанным горлом?

В ответ - немного расширенные глаза, и раздувающиеся от негодования ноздри, мол, "ты что, головой ударилась?" и... все... и никаких тебе жестов, никаких тебе

требований объяснений довольно нелепого (сама знаю) обвинения.

-Если нет, то прекратите голодать, потому что Ваша прислуга винит в этом меня, а они относятся к вам с таким обожанием, что среди них обязательно найдется тот, кто захочет убить за это без вины виноватую.

Про "обожание" я опять-таки узнала от Элены: "Они его боготворят. Он для них -

что отец родной. Все они - бывшие рабы, и, только благодаря ему, стали вольными

гражданами".

Найт серьезно качает головой "нет".

-Нет - не убьют, или нет - не прекращу голодовку?

Два кивка (соответственно двум частям моего вопроса). Сдаюсь:

-Скоро время обеда - распорядитесь, пожалуйста, накрыть в столовой еще на

четыре персоны.

Спокойный (безрадостный? не торжествующий?) наклон головы, вопросительный

взгляд "я свободен?", и, на мое: "да, это все", Найт разворачивается, и медленно

выходит своей слегка прихрамывающей походкой.

И это, дорогой мой дневник, только начало "падения великой Аринской стены"...

Обед... Моя Кира требует перенести ее стул и столовые приборы к месту слева от

Найта. Я благоразумно промолчала. Затем моя Кира (моя Кира?!) спокойно

терпела, пока Найт кормил ее с ложечки (да она же и мне не позволяет с собой

подобное непотребство!). Когда тарелка наполовину опустела, моя Кира

возбужденно (моя меланхоличная дочь - возбужденно?) спросила у моего

"жениха": "Найт, а когда будет сюрприз?", на что тот ей ответил, показывая на

тарелку, мол, вот когда все съешь, тогда и будет, а до этого - никак не получится.

Моя Кира (моя Кира? я чуть со стула не упала, потому что заставить мою дочь

полностью съесть содержимое тарелки не удается никому) съела все до последней

крошки, и потребовала обещанный сюрприз. Я решила-таки вмешаться:

-Доченька, потерпи, пока Найт сам пообедает.

Мой "жених" бегом заглатывает пирожок, кивает Харду (который тут же

срывается на этот кивок со своего места), берет на руки мою дочь (мою недотрогу

дочь?), и выходит с моими детьми из столовой. Я тупо поворачиваю голову к

Элене, и говорю ей на Священном (ее родном) языке:

-Я что-то пропустила?

Моя служанка дарит мне неловкую улыбку, и объясняет:

-Госпожа, они... подружились. Найт все эти дни проводил с ними очень много

времени, но для Ваших тревог нет причин, потому что все это происходило под

моим присмотром.

Я встаю, беру в руки чистую тарелку, накладываю на нее пирожки, и прошу

Элену проводить меня туда, куда мог отправиться Найт с моими детьми.

Они стоят в саду под навесом, и Кира, не прекращая, тараторит:

-Ну скажи, ну скажи, что это...

Найт хитро улыбается и качает головой. Мой сын "по-взрослому" успокаивает

сестру:

-Кира, какой же это сюрприз, если ты будешь знать о нем заранее.

Одновременно с нами, к ним подходит слуга, который несет в руках большую

корзину, накрытую полотенцем. Найт подмигивает мне (мне?), и показывает

головой: "смотри", опускает Киру на землю, и убирает с корзины полотенце.

Ой... Щенки.... Как? Откуда? В последний раз я видела собак еще в родном

двадцать первом веке! Я чуть не захлебнулась от нахлынувших на меня эмоций

восторга и умиления. Мои дети уже разобрали свои "подарки", и вовсю

сюсюкаются с ними. Я отдаю самодовольно (не без причины) улыбающемуся

Найту тарелку: "Ешь", - и опускаюсь на колени возле детей.

Не знаю, что это за порода (да хоть "двортерьерская", не все ли равно?) щенков, и

во что они в результате вырастут, но сейчас эти белоснежные клубочки настолько

миловидные, что к ним хочется прикасаться, их хочется гладить, с ними хочется

дразниться. Я беру из рук недовольного (не без причины) моим вмешательством

Харда, его щенка, и прижимаю этот попискивающий клубочек к своему лицу.

Чувствую на своих щеках и глазах шершавый язычок, и благодарю Найта с

искренней улыбкой:

-Спасибо, я и подумать не могла, какую радость Вы подарите моим детям.

Слышу голос Киры:

-Мама, мамочка, ты улыбаешься, мамочка, любимая.

Мои дети облепили меня и целуют мои щеки, и обнимают меня своими

ручонками, а я... я боюсь убрать с лица улыбку, потому что мне кажется, позволь я