Иногда становилось тихо, и Локи спал. А когда он спал, то проваливался в навязчивые сны, в кошмары о тех временах, проведенных с Иным, о красном, зеленом, желтом, голубом, черном и опять голубом, и о боли, и о красном, красном, красном, и он с криками просыпался.
И иногда, когда он просыпался, крича, его руки становились синими. Эта зараза, похожая на плоть, пораженную чумой и загубленную стихиями, доползала до самых локтей. И плечи Локи тряслись, и он скулил, снова и снова, пока не угасала синева, пока не угасали сны, пока не угасал и сам Локи.
То были самые худшие мгновения. Когда он понимал, что никогда не умрет, никогда не получит этого вечного облегчения.
Неважно, что он делал, неважно, как он изводил своих тюремщиков, как насмехался над Фьюри и Романовой, а потом игнорировал их и ни на что не обращал внимания, никто не причинил ему боль. Никто не навредил ему.
Он и так уже достаточно натерпелся, сказал Старк.
А потом Старк опять исчез, и плечи Локи опустились, а потом он злился на себя, потому что никак не подозревал, что найдет нескончаемую болтовню смертного успокаивающей, найдет утешение в мысли, что Старк приходит каждое утро, чтобы провести с богом час, а то и больше, и разговаривает обо всем на свете - от межгалактического ублюдка, который, как гений себе вообразил, мучил Локи (и он был не так уж далек от правды на этот счет, думал Локи) до светских тем (в Нью-Йорке предположительно наступило лето).
Вскоре после того, как исчез Старк, в гости пришел Роджерс.
Он сказал, что Старк верил в Локи (верил? Он передумал? Или с безрассудным смертным что-то случилось?), и Роджерс не позволит вере Старка в то, что Локи заставили, исчезнуть. Роджерс рассказал Локи, что тот был решительно не согласен с пытками, и теперь с ним тоже ничего не случится, даже если… даже если…
И вот так Локи выяснил, что Старк пропал, и все думали, что он мертв. Но Роджерс не позволит им отменить приказ Старка, Локи в безопасности.
Ну, думал Локи после того, как ушел солдат, по крайне мере, теперь он знал, почему Щ.И.Т. не решился распилить его на части. Пока что. Время еще есть. Они передумают. Они увидят, как синеют его руки, довольно скоро они поймут, что он не такой, как они, что он не человек. Что он этого не стоит.
Старк вернулся несколько недель спустя, и выглядел он явно потрепано.
Нос был залеплен белой полосой, а порез на лбу пересекали несколько грубых линий, будто бы, как показалось Локи, его сшили словно рваную рубашку. Вместо того, чтобы сесть напротив Локи, он расхаживал перед стеклом, нетерпеливо притоптывая ногой. А он молчаливый, осознал Локи, заставляя себя в первый раз за несколько недель сесть, привалившись спиной к стене. Слишком молчаливый.
Быть может, Мидгард был более опасным, чем он думал.
- Прости, Локес, я отлучался, - начал смертный. - Пришлось опять мир спасать.
Он просто стоял там, прислонившись к стеклу, прижавшись лбом к его поверхности, и изучал Локи. Как жука внутри стеклянного аквариума, и эта мысль вынудила губы бога изогнуться вялой линией.
Старк вернулся на следующий день.
Он присел и, пока Локи вновь приводил себя в вертикальное положение, заговорил. Он рассказал Локи всю истории - о мужчине, который был Мандарином, но в тоже время и не был им, о своем доме, провалившемся в океан. О Пеппер, после всего этого порвавшей с ним, потому что быть друзьями у них получалось лучше, чем любовниками, потому что она хотела большего, потому что его ночные кошмары были красочными и безграничными. Старк сказал, что у него какой-то синдром, который из-за травматических событий вызывает панические атаки. Что из-за того, что они с ним сделали, он до сих пор не может вытерпеть ощущение воды на своем лице, даже спустя все это время.
Что ему снятся ночные кошмары. Как ночные кошмары Локи, только менее синие.
Каждый день стал болезненным напоминанием о том, что он выжил. Локи перестал есть, потерял в весе, и опять проснулся одурманенным и заторможенным, с перебинтованной у локтя рукой, неспособный ни на чем сфокусироваться, неспособный взглянуть на комнату, не потонув в укачивающих волнах.
А Старк возвращался, снова и снова, и даже Локи, чахнущий внутри стеклянной коробки, заметил на лице смертного странное выражение. Что-то вроде волнения проступало на нем, когда его карие глаза встречались с зелеными глазами Локи. Вроде волнения и страха.
Пока однажды все не изменилось.
В то утро, когда появился Старк, Локи уже проснулся от особенно плохого кошмара.
Но вместо того, чтобы сесть за стеклом, Старк подошел к дверному проему. Его пальцы молниеносно пробежались по кнопкам пульта рядом с дверью - такие быстрые движения, что даже острое зрение Локи не смогло за ними уследить. Внезапно дверь открылась, и Старк прошествовал в камеру Локи, придерживая рукой две коробки.
- Надеюсь, ты не против, Ло-Ло, я тут свою еду принес. Потому что, без обид, но тюремный харч я не ем.
- Что ты хочешь, Старк? - вздохнул Локи, проглатывая болезненное напряжение в желудке, пока смертный подходил поближе и вручал Локи коробку.