Гобелен (СИ)

Его пальцы мимолетно коснулись кнопок на планшете, и экран вспыхнул. Локи глянул на заголовок. Причины, чтобы остаться в живых, гласил он. Как будто все неправильности мира Локи могли быть решены следованием мидгардскому списку причин, из-за которых жалкие смертные выберут продлить свои и так короткие жизни. Неужели Старк думал, что подобный список может… Локи закатил глаза, взглянув на первый пункт.

Одно слово: Исцеление.

Локи развернулся и недовольным, стремительным шагом, так что по полу простучали каблуки, пересек комнату.

А за его спиной поднималось солнце.

========== Глава 9 ==========

“- Я ищу друзей. А как это - приручить?

- Это давно забытое понятие, - объяснил Лис. - Оно означает: создать узы.

- Узы?

- Вот именно, - сказал Лис. - Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе не нужен. Я для тебя только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…”

Он проснулся в спальне Одина, к коже ластились шелковые простыни, такие гладкие, что он решил было, будто бы опять блуждает по нитям… но потом он вспомнил.

Он вспомнил и застонал, и спрятал лицо в ладонях, стараясь успокоить трясущиеся плечи.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как он проснулся от последней нити, дрожащий и с заледеневшими пальцами, с покрасневшим от стыда лицом вспоминая о нежных прикосновениях смертного, который ненавидел его, о до ужаса смущающем утешении, подаренном ему, когда он кричал, когда оплакивал свою юность. А Старк удерживал его.

И - ох! - как же сейчас ему хотелось закричать.

В отличие от других прядей, которые он видел только мельком, как видения, эта нить длилась дольше, и даже после, в тот самый миг, когда Старк резанул Локи до самой сути, проник в его тайны и вытащил их на свет, Локи увидел то, что должно было возникнуть в прядях, что никогда не были сотканы, а оставлены сырыми и незаконченными, брошенными.

И перед тем, как проснуться, Локи увидел намеки на то, что плелось там дальше - короткие, торопливые образы. Фригга, должно быть, знала, что у нее не хватит времени, чтобы показать ему эти пряди судьбы, поэтому она оставила намеки. Привкус, который ранил и дразнил, и мучил бога. Кто-то провел много времени, сплетая те узоры, надеясь и молясь Судьбам направить его путь по тому гобелену; направить его в руки и под защиту того странного смертного.

Локи из последней нити был полностью сломлен; его душа раскололась на такие крошечные кусочки, что Локи и не знал, можно ли их вообще собрать. А Старк тогда сказал другой его личности, словно самую незатейливую истину в мире, что однажды кто-то обнимет его так крепко, что все эти сломанные части вновь соберутся вместе. Затем смертный рассмеялся и пожал плечами, отмахнувшись от этого, как от чего-то сентиментального - глупое, дурацкое мнение, которое однажды озвучила его мать.

Но Локи помнил.

Там были мгновения спокойствия, ярости, принятия и любви. Так много любви. И Локи видел все это как узоры на обратной стороне век, видел воспоминания и мгновения, и надежды, и сны, которые превратились в ничто, когда тем утром он опять проснулся в своей камере в Асгарде. И в те мимолетные безумные мгновения Старк начинал подталкивать эти кусочки навстречу друг другу, и Локи сгорал от ревности к самому себе, завидующий и злорадствующий привязанности еще одной версии себя - он лишь образ сплетений Фригги, которые на самом деле никогда не будут существовать, которых он никогда не изведает, никогда не увидит…

Фригга умерла под самый полдень.

И после этого ночами Локи правили тьма и ужас, пропитывая его муками и криками, и невероятным количеством боли. Поначалу Локи плакал и кричал, и умолял Фриггу вернуть ему видения, проклинал ее за то, что она забрала эту пытку, забрала возможность видеть в полу-снах этого странного смертного, проклинал так же сильно, как когда-то стремился к передышке от ночных кошмаров, к дару, который, как он думал, она вырвала у него словно сухую повязку сорвала с зияющей раны, и теперь… Теперь прямо на полу своего рассудка он истекал ярко-красной кровью, а в следах от игл внутри его разума гноились ядовитые темные пятна.

И хоть бы кто-нибудь прибежал за чем-то иным, кроме насмешек, когда бывший принц кричал от своих еженощных страхов, когда он кричал и метался, и падал на пол своей камеры, скрученный и окровавленный, и испуганный, вспоминающий все, что произошло, вспоминающий все, что в красочных желтых и голубых цветах сделал Иной, что он разрушил и ранил, и перекрутил, и сломал, сломал, сломал.