Мы в чем-то похожи, и это мешает нам, думала Кира Сергеевна. Было время, когда ее мучила сдержанность и скрытность Ирины, она ревновала дочь к подругам, потом — к Юрию. Но с годами работа поглотила ее целиком, к тому же родилась Ленка, и Киру Сергеевну уже не обижала холодность Ирины — все в порядке вещей, многие ли матери могут сказать, что пользуются полным доверием взрослых детей?
— Сейчас я жалею, что мне далеко до пенсии. Нянчилась бы с Ленкой, вела хозяйство… Вам всем было бы легче.
Ирина даже громко засмеялась. По-доброму, без всякой иронии.
— Я представляю тебя в роли няньки и кухарки…
— Почему же? Другие бабушки…
— То — другие. Это в тебе, маты, самоедство проснулось.
Она права — самоедство проснулось. И дай-то боже, чтоб больше не заснуло!
В саду пряно пахло розами, от кустов тянуло сыростью, скамейка от росы стала мокрой. Лунный свет косо бил в оконные стекла, они отсвечивали серебром.
— Проклятый быт, он опутывает человека, — сказала Кира Сергеевна. — Ходишь, как стреноженная кляча.
— К быту не стоит относиться слишком серьезно, — отозвалась Ирина.
Кира Сергеевна посмотрела на нее. Она умная. Обеды, стирка, уборка — зачем из всего этого делать трагедию? А я делаю. И хочу, чтоб все делали. Зачем?
— Поздно, тебе пора, — вздохнула Ирина.
Они поднялись с мокрой скамьи. В самом деле — пора, но голос Ирины казался печальным, и Кира Сергеевна думала: наверно она скучает. И самой не хотелось уходить.
Они долго бродили по дорожкам сада, влажный песок оседал под ногами, где-то стучали ведрами, в освещенных окнах больницы маячили белые тени, и Ирина объясняла, где какой кабинет, где ординаторская и что Ленке ко всему надо удалить больной, запущенный зуб… Потом она провожала Киру Сергеевну до ворот, целовала в щеку холодными губами, и долго на щеке оставался след больничного запаха.
Дома Кира Сергеевна принималась за стряпню, варила бульоны и кисели для Ленки, Ирине готовила обед на завтра, мужчины истово помогали ей — чистили овощи, мыли посуду — и без конца говорили о Ленке, об Ирине, высчитывали, сколько им там еще быть.
Юрий приносил деликатесы, вплоть до красной икры — где умудрялся доставать? — приготавливал Ирине на завтра бутерброды, салаты, и Кира Сергеевна думала, что он, в сущности, хороший, преданный семье человек. И вся семья хорошая, удачная, вон как сплотились все, помогают друг другу, уже не приходится напоминать про овощи и молоко.
Но неужели для того, чтобы вот так сдружиться, должна была грянуть беда? Все понимают с полуслова, друг другу уступают, каждый норовит самое трудное брать на себя. И я не командую — зачем командовать дома? Хватит того, что приходится командовать на работе! Все, все теперь будет иначе, я многое поняла, и все поняли, как мы дороги и близки друг другу, как надо беречь друг друга…
Ложилась поздно, устало вытягивалась на постели, но сразу уснуть не могла, обступали служебные заботы — сколько упущено и как бы теперь наверстать! В субботу смотр общегородской самодеятельности, а она даже не просмотрела репертуар — не успела. Вполне возможно, туда пролезло это безголосое трио полуголых девчонок — поют полушепотом, с иностранным акцентом народные песни. Кира Сергеевна вспомнила, как воздевали они худые руки, восполняя телодвижениями отсутствие вокальных возможностей, и как жалко дергались их выпирающие лопатки.
И пора, наконец, подыскать другое помещение для библиотеки. Тоже «задыхаются». Книгохранилище тесное, читальный зал крошечный. Хорошо бы поместить в бывшей школе-восьмилетке. Школа — давно уже десятилетка — в этом году переходит в новое типовое здание, то-то библиотеке было бы раздолье! Область, как говорится, наложила лапу, метит под какое-то управление или трест…
Она представила себе, как пойдет в облисполком, а если понадобится — и в обком партии, выложит аргументы: культура всегда почему-то в загоне, культура — второй эшелон, от нее, видите ли, никакой финансовой прибыли, есть, правда, иная прибыль, да кто ж ее подсчитывает? И в каких единицах она выражается? И вот, выходит, — библиотека областного центра мало чем отличается от избы-читальни!
Ах, все это бледно и слабо. По-детски наивно. Ну, нажмет она на слова «областной центр», а что толку? Уже нажимали, когда город добивался нового стадиона! И что им ответили? «Проблема стадиона — кричащая, но есть проблемы вопящие». Тогда и родилась у них с Олейниченко идея: сунуться в министерство.
Потом она подумала: а ведь область, как и город, исходит не из личного желания. Только наивные люди, вроде Мельника, могут по неведению оперировать словами «хотите», «не хотите». Область видит дальше и шире, чем город. И тоже исходит из необходимости, подсказанной жизнью. Выходит, каждый прав на своем месте?
И другие заботы одолевали ее. Осенью предстоит отчитываться перед областной комиссией по делам несовершеннолетних. А похвастаться нечем. Число правонарушений не уменьшается, приводов в детские комнаты милиции — тоже. Самая трудная проблема.