Год быка--MMIX

Кстати, в книге Бузинов­ских о про­тотипе Коровьева – «золотом телёнке» Роберто Бартини есть и такая подроб­ность, будто бы он страдал заболе­ванием глаз и поэтому принимал гостей всегда в за­темнён­ном помещении. Однако это вполне могло быть уловкой связника между советским руко­вод­ством и европейскими закулисными союзниками. С такой легендой и соб­ствен­ную внеш­ность легче скрыть от лишних глаз, и двойника подсунуть на время отсут­ствия в стране. Тот факт, что у Булга­ко­ва стрелки пере­ведены на Воланда, якобы не вынося­щего электри­ческого света, мог быть частью сложной игры Булгакова, уча­ствовав­шего в кружке «Атон» вместе с авторами «Золотого телёнка». Наш Автор тоже мог в обмен на лояль­ность ОГПУ пообещать написать роман о чёрте с чертами кон­кретного резидента. Но в отличие от других членов кружка Булгаков предчувствовал раз­гром ОГПУ и своё освобож­дение от взятых обяза­тель­ств. Тем не менее, двойное или тройное дно в Романе сохра­ни­лось как про­должение этой опасной игры.

Однако вернёмся от про­тотипов к героям Романа. Мы вроде бы уже вычислили, что Коровьев-Фагот, олице­творя­ющий сам дух мате­риализма – это и есть муж Маргариты. То есть на лестнице в пятом измерении она встретилась с вроде бы отвергнутым, но всё ещё мужем. Есть ли этому, ещё бо­лее пикантному обстоя­тель­ству какие-то подтверж­дения в тексте 22 главы? Прямых нет, а вот косвен­ных – ско­лько угодно. Во-первых, «внеш­ность Коровьева весьма изменилась». Нужно думать, что и предыдущий клетчатый наряд с треснув­шим пенсне был уже изрядным измене­нием для коман­ди­ро­вки по сравнению с солидной внеш­ностью прежнего «инженера челове­ческих душ», которую знала его жена. И потом, раз­ве нас удивляет, что столичная твор­ческая обще­ствен­ность, которую соб­ствен­но и олице­творяет Маргарита, не узнаёт кого-то в лицо, особен­но если и не желает узна­вать. Скажем, в 1991 году молодая поросль советской экономи­ческой науки сменила роговые очки марк­си­стов на извлечён­ное из дореволюцион­ных времён треснув­шее пенсне либера­льных демо­кратов. Но как были экономи­ческими детерминистами, то есть мате­риалистами до мозга костей, так и остались, несмотря на все пере­оде­вания. Зато сорвали аплодисменты пожелав­шей обмануться столи­чной обще­ствен­ности во время представ­ления с приватизацион­ными ваучерами-червонцами. Когда же обман быстро вы­ше­л наружу, то академи­ческая обще­ствен­ность сделала вид, что она как бы и ни при чём, и это не со­ветская наука вос­питала младореформаторов, и не она подталкивала власть к либерализации ради си­юминутных благ. Поэтому будет вовсе не уди­вите­льно, что и сейчас, когда мировой финансовый кри­зис вот-вот похоронит под кучей «токсичных отходов» либера­льную версию мате­риализма, сам дух опять окажется в первых рядах борцов с про­клятым про­шлым. И судя по всему, будет пере­одет как раз в нобелевскую униформу академи­ческой науки.

Сразу после встречи Маргариты с Коровьевым про­звучала и ещё одна туман­ная фраза: «Уди­вите­льно стран­ный вечер, – думала Маргарита, – я всего ожидала, но то­лько не этого!» Вроде бы по тексту «этого» относится к темноте. То­лько что же такого неожидан­ного в темноте на лестнице поздним вечером около полуночи? Ну да ладно, не будем приди­раться к словам или мыслям бедной женщины. Но всё же отметим и такую деталь: «Коровьев понравился Маргарите, и трескучая его бол­товня подей­ствовала на нее успокои­те­льно». Ничего не попишешь, но признаем, что наша подзащит­ная оказалась первой и един­ствен­ной, кому сим­патичен наглый гаер. Впрочем, Ивану Бездомному его болтливый наставник Берлиоз тоже нравился вплоть до конца 11 главы, в отличие от Воланда.