Год быка--MMIX

С мотивацией Коровьева всё более или менее понятно – хоть день да наш. Да, дух мате­ри­ализма, князь мира сего уже потерял твёрдую почву под ногами. В его власти осталось то­лько виртуа­льное про­стран­ство мас­с-медиа, то самое пятое измерение, в которое сегодня можно легко выйти из любой москов­ской квартиры. Да, «мягкая сила» финансовой олигархии, привыкшая красться по-ко­шачьи, сегодня, играя белыми, имея преимуще­ство первого хода, всё равно про­игрывает свою глоба­льную партию на «Великой шахматной доске». Заметьте, что это не я придумал последнюю мета­фору, а идеологи и приспешники самой финансовой олигархии. И имен­но они уже про­извели замену «короля» на «офицера» в Белом доме, пытаясь таким образом избежать мата со стороны творче­ского духа Истории. Тем не менее, у Коровьева с Беге­мотом остаётся ещё последний шанс – исполь­зо­вать своё хозяйское положение в пятом измерении, чтобы воз­дей­ство­вать на эмоции, желания, мотивацию актив­ной части обще­ствен­ности. Эту эмоциона­льную, одновре­мен­но вос­торжен­ную и испуган­ную ипос­тась столичной элиты олице­творяет наша героиня.

Но какой резон Воланду про­щать Беге­мота и подыгры­вать Коровьеву? Ведь Маргарита вроде бы уже и так в его власти, готова послушно вти­рать ядовитое зелье, да и заменить Гел­лу во всём оста­льном. Сама же признавалась Азазелло, что, мол, я женщина без предрас­судков. Да, и первая мысль в голову героини пришла имен­но о постели. Но то­лько вот нужна ли Воланду такая испуган­ная неве­ста, искрен­не почита­ющая его дьяволом? Видимо, не очень, раз он направляет её на послед­нее испытание, в услужение настоящему сатане.

Здесь мы вполне можем вспомнить ещё об одной парал­лели. Мы можем вспомнить не то­лько о 12 главе, но и о 2-й, то есть о завязке ершалаимской части Романа. Великая Пятница, начав­шаяся по иудейскому счис­лению времени предыдущим вечером, согласно канони­ческим евангелиям связана с сим­воликой Жертвы. Тайная вечеря – это превращение 12 в 13, ученики становятся равными с Учи­телем. В том числе и любимый ученик Иуда, которого Учи­тель отдаёт во власть сатаны, подарив ему про­тиво­ядие – духовное знание о смысле предстоящей Мистерии. Между про­чим, до этого момента Иуда, как и многие ученики, почитал Учителя как «иудейского мес­сию», то есть буду­щего царя «мира сего», который освободит Израиль от иноземного ига в земном, мате­ри­а­льном смысле. Духовное понимание Израиля, Египта и Рима тоже стало к этому моменту доступно ученикам, поско­льку Учи­тель научил их всему, что знал сам. Но двой­ствен­ность вос­приятия и отно­шения к Учителю никуда не делась. Он и без Великой Мистерии мог бы сохранить свою власть над учениками и приобрести ещё большую власть над столичной обще­ствен­ностью Ершалаима. Но это было бы поклонение земному царю, князю мира сего, то есть образу сатаны.

Сказка и ложь

Самое главное мы в предыдущий раз выяснили. Причём самое главное не то­лько для главы 22, а для всей книги: отно­шения Воланда и его свиты, особен­но Коровьева, вовсе не таковы, какими ка­жутся неис­кушён­ным героям и читателям Романа. Теперь можно пере­йти к деталям этих отно­ше­ний. Но сначала коротко коснёмся сим­волики числа 22. В дан­ном случае, как и в главе 16 про пада­ющую башню, Автор решил заим­ство­вать визуа­льный сим­вол из карт Таро. Изображение 22 карты пред­ста­вляет собой нагую женщину, согнув­шую ногу в колене, вокруг которой реет Уроборос – змей, куса­ющий себя за хвост. Плюс по краям известные сим­волы четырёх стихий – лев, телец, орёл и человек.

Мы уже знаем, судя по примерному пере­воду фамилии Дунчиль – dunghill, наско­лько отрица­те­льно Булгаков относился к оккультизму. Тем не менее, в паре случаев он близко следует «канони­че­ской» визуа­льной сим­волике Таро. В дан­ном случае причину этого исклю­чения из правила объяснить легко. Обна­жён­ная Маргарита, опираясь согнутым коленом на подставку, будет стоять у нас в окру­жении «льва» Беге­мота, «золотого телёнка» Коровьева и «орла» Азазелло вовсе не в 22-й, а в 23-й главе. То есть, как минимум, одна из причин – желание Автора ещё раз указать на необ­ходимость рас­сматри­вать обе главы вместе.

Что каса­ется не вполне очевидной связи Азазелло с сим­волом орла, то, во-первых, он и правда орёл в пере­носном смысле. Кроме того, Автор дважды стыкует его появление с волшебными пти­цами. Первый раз в конце главы 18, где паскудный воробышек превраща­ется в медицинскую бабу-ягу с лицом Азазелло и птичьей лапой. Второй раз – в самом начале 22 главы, когда вместо улетев­шего на колесе грача появляется лета­ющий на шпаге Азазелло. Интересный вопрос, кто из двух остав­шихся живых кандидатов в этой картине является человеком, а кто змеем – мес­сир Воланд или барон Май­гель? Но вряд ли речь идёт о Берлиозе и тем более об Абадон­не, ибо он так же или даже ещё более мёртв, чем про­чие гости Бала.