Год быка--MMIX

Булгаков трактует это про­тиво­речие как полити­ческую интригу Пилата про­тив Каифы с учас­тием секретной службы Афрания. Но мы не сможем оценить всё ковар­ство мести Пилата без пони­ма­ния сим­волики про­никно­вения Иуды в храм. Пилат у Булгакова отвечает и за рас­пространение слуха об удавив­шемся Иуде, смерть которого стала частью религи­озного мифа. Но если этот слух запущен Пилатом, по версии Булгакова, то вопрос о смерти Иуды как истори­ческом факте вообще повисает в воз­духе. Ведь «роман в романе» – это услов­ность, отража­ющая кол­лектив­ные образы субъектов исто­рии ХХ века, а не истори­ческую реа­ль­ность римской Иудеи. Однако повто­ре­ние в этом условном апо­крифе деталей канони­ческих евангелий является услов­ным знаком. Автор тем самым подсказывает, что имен­но здесь скрыта некая важная идея.

На мой взгляд, вполне можно рас­толко­вать сим­волику сребреников, бро­шен­ных в храме, без того, чтобы канонизиро­вать образ Иуды. Иуда дей­ст­вите­льно был «епископом» в общине при Иисусе, но община эта ещё не была христианской. Это была иудейская секта, верящая в мес­сию как буду­щего царя-освободителя Иудеи. Мечтой жизни Иуды было стать первосвящен­ником при царе Иешуа, полу­чить право войти в храм, встать вровень с Ан­ной и Каифой. Но говорят, есть лишь одно несчастье хуже несбыв­шейся мечты – это когда мечты сбыва­ются. Потому что, если тебя интересует лишь вне­шняя сторона дела, то и получишь по вере своей – одну лишь внешнюю обёртку. Иуда хотел, чтобы весь город и страна знали, что он допущен в святая святых, и получил желаемое. Не то­лько иудеи, весь мир знает о том, что он был допущен в храм. Он хотел, чтобы его имя упоминалось всегда рядом с Иисусом, и он заслужил это даже в большей степени, чем Пилат.

Иуда хотел уравняться с Каифой, и они уравнялись, но то­лько иначе. Не Иуда присоединился к первосвящен­никам, а первосвящен­ники к Иуде. Ан­на, Каифа и весь Синедрион предали Иисуса на смерть точно так же, как и Иуда. Потому что, как и он, думали о земной власти, а не о высшей воле не от мира сего, заботились о мирском, внешнем, а не о внутрен­нем, боже­ствен­ном. Это преда­тель­ство первосвящен­ников сим­воли­зируют иудины кровавые сребреники, подбро­шен­ные в храм.

Такое толко­вание вполне согласу­ется с психо­логи­чески достоверной трактовкой Булгаковым лич­ности великого предателя. Иуда предстает пере­д нами как успешный, красивый, обая­тельный и умный молодой человек. Если добавить сюда роли первого помощ­ника и люби­мого ученика, а также способ­ности Алоизия из парал­ле­льного текста 13 главы, то вообще чуть ли не идеал. Одна лишь беда – при всех способ­ностях и внешних дан­ных Иуда крайне неуверен в самооценке. Был бы он холоден, тогда во всём полагался бы на внешнюю оценку – со стороны родителей, началь­ства или жены, был бы тогда про­сто успешным карьеристом и подкаблучником. Был бы он горяч, то есть имел большой запас духовной энергии, то получил бы опору в твёрдом духе, отвеча­ющем за интуитив­ную, внутрен­нюю самооценку. Стал бы тогда ес­сеем, отше­льником как Креститель, не нужда­ющимся во внешних опорах веры, или же про­сто верным учеником как Иоанн или Андрей.

Но Иуда не горяч и не холоден. Его энергии хватает на то, чтобы интуитив­но оценить силу слов Иисуса, приз­нать его учителем истины. Однако тёплый Иуда не способен отказаться от вне­шних ориентиров самооценки, от мирского мнения. А окружа­ющий мир, галилеяне хотели видеть в Иисусе ново­го иудейского царя: «А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен изба­вить Изра­иля…» /Лк 24,21/. И оставалось то­лько убедить иудейский мир и первосвящен­ников.

До какого-то момента внутрен­няя и внешняя самооценка Иуды не вступали в про­тиво­речие. Наоборот, Иуда был лучшим помощ­ником Иисуса в делах, как вос­кресение Лазаря или изгнание тор­говцев из храма, которые практи­чески убедили иудейский мир в том, что Иисус – явный претендент на наследие Давида. Так что до исполнения мечты Иуды (и не его одного) оставался лишь последний шаг – вердикт Синедриона. По мере приближения к раз­вязке, Иуда всё более уверяется, что он будет правой руко­й буду­щего царя Иудеи. Внешняя самоуверен­ность Иуды, компенсирующая внутрен­нюю неуверен­ность, приводит к конфликту с общиной – по поводу масла, так что Иисусу пришлось вме­шаться и защитить женщин от упрёков Иуды.

После вос­кре­шения Лазаря, которое решило задачу воз­буж­дения иудейского мира, все мысли Иуды устремлены к ре­шению последней задачи – добиться ре­шения Синедриона. Для этого нужно вступить в тайные пере­говоры с первосвящен­никами. И кроме Иуды, имев­шего связи с влия­тельными лицами, никто с этой полити­ческой задачей не мог справиться. Судя по тексту евангелий, многие в общине знали о замыслах Иуды, значит – знал и сам Иисус. Иисус не останавливал Иуду и не одобрял напрямую его дей­ствий, но для Иуды было важно, что не останавливал.