Читаем Год быка--MMIX полностью

– Про­стите, игемон! – вос­кликнул гость, – я не назвал? Га-Ноцри».

Ясно, что оба собеседника, что называ­ется, валяют Ваньку, зная, что стены и даже деревья в саду дворца Ирода имеют уши. Афраний отлично знает, кем интересу­ется Пилат, и про­фес­си­она­льно врёт, как и позже, когда он будет рас­сказы­вать об убий­стве Иуды. Там Афраний будет убе­ждать Пи­лата, что не было никакой женщины. То есть Афраний намеренно врёт о самых суще­ствен­ных обстоя­тель­ствах дела, которые могли бы помочь вос­становить реа­льную картину случив­шегося. Тогда полу­ча­ется, что вопрос о напитке, который давали пове­шен­ному на кресте Иешуа, тоже является весьма суще­ствен­ным для ис­следо­вания причин его смерти. Имен­но на это хочет обратить наше внимание Автор, как и на то, что время начала и окончания казни тоже важно, и что палящее солнце не могло быть причиной смерти. В таком контексте неско­лько иначе видится рас­сказ о том, что палач «тихо­нько ко­льнул Иешуа в сердце», а пере­д этим заговорщицки торже­ствен­но шепнул ему: «Славь вели­кодушного игемона!»

Однако какое имеет зна­чение – умер Иешуа от солнца, копья или напитка? Главное, он умер. Но зачем тогда про­ку­ратору интересо­ваться каким-то напитком? И зачем нужно, чтобы при всей ка­з­ни присут­ствовал ловкий и хитроумный Афраний? И почему сразу и немед­лен­но после того, как стало ясно, что казни не избежать, Пилат приказал оцепить двойным кордоном место казни? Может быть тоже, как и в случае с Иудой, не для казни, а для спасения?!

Ведь даже в канони­ческом тексте ясно сказано: «С этого времени Пилат искал отпус­тить Его» /Ин 19, 12/. Приговор был предопределён неосторожными словами Иешуа, и Пилат не мог ни­чего с этим поделать. Но место казни и сам про­цесс были в полной власти про­ку­ратора. Здесь он ре­шал: как, когда и от чего умрёт Иешуа. И если Афраний про­фес­сио­на­льно соврал об отказе от напит­ка, то столь же уверенно он мог врать и о результатах дей­ствия этого уксуса. Не бы­ло ли в нём каких-то наркоти­че­ских добавок, вверга­ющих человека в подобное смерти состояние? Мы с вами ис­следуем истори­ческий сюжет, а не религи­озный миф, поэтому можем задать и ещё один вопрос: А не было ли воскре­шение Лазаря испыта­нием такого сред­ства?!

Только не нужно бросать в Автора и тем более в толко­вателя камнями! Мы вовсе не замахи­ва­лись на святое, то есть на Миф, на образы пасха­льной Мистерии, из которой родилось христиан­ст­во. Это недалекий про­тотип Бездомного в своей пьесе пыта­лся доказать, что если Иисус не умер, а то­ль­ко психо­логи­чески воз­дей­ство­вал на учеников и на иудейскую публику, то он политикан и вообще нехороший человек. Но ведь главное – духовное преоб­ражение учеников свер­шилось. Булгаков выст­раивает альтернатив­ную версию истори­ческих со­бы­тий: каким мог быть исход для чело­ве­ка Иешуа – исполнителя роли, а не для Иисуса-Логоса – дей­ст­вующего лица боже­ствен­ной мис­те­рии. Наверное, именно такого спасительного исхода хотел сам Автор, да и я вместе с ним.

А ты, чита­тель? Или тебе, как Левию, хотелось бы смерти Учителя и его люби­мого ученика? Как же без жертвы ближнего для ре­шения своих психо­логи­ческих про­блем? Заметим, что в этом же­лании Левий пол­ностью совпадает с Каифой и с теми, кто кричал «Распни!». Но может Левий один такой среди учеников? Нет, конечно. Всем им нужно увидеть или даже потрогать смер­тельные раны Учи­теля, чтобы убить в себе рабов.

Может быть, имен­но ответ на этот вопрос, неявно обращен­ный к москвичам, хотел выяснить для себя Воланд в результате сеанса в Варьете? Готовы ли мы хотя бы во второй раз не уби­вать, не рас­пи­нать того, кто принесёт нам ново­е знание о нас самих? Мне так кажется, что имен­но для поста­новки этого ключевого вопроса Автор и рисует альтернатив­ное про­чтение евангель­ского сюжета. А ещё Автор желает, чтобы мы, наконец, научились раз­личать эти самые ипос­таси – смертного мастера, вдохновен­но исполняю­щего свою истори­ческую роль, и того «внутрен­него человека», бес­смертный дух которого является дей­ствующим лицом Мистерии, меняющей те­чение Истории. Имен­но поэтому героя у мастера зовут Иешуа, а не Иисус.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология
Загробный мир. Мифы о загробном мире
Загробный мир. Мифы о загробном мире

«Мифы о загробной жизни» — популярный пересказ мифов о загробной жизни и загробном мире и авторский комментарий к ним. В книгу включены пересказы героических европейских, и в частности скандинавских, сказаний о героях Вальхаллы и Елисейских полей, античных мифов и позднейших христианских и буддийских «видений» о рае и аде, первобытных мифов австралийцев и папуасов о селениях мертвых. Центральный сюжет мифов о загробном мире — путешествие героя на тот свет (легший позднее в основу «Божественной комедии» Данте). Приведены и рассказы о вампирах — «живых» мертвецах, остающихся на «этом свете (в том числе и о знаменитом графе Дракула).Такие виды искусства, как театр и портретные изображения, также оказываются связанными с культом мертвых.Книга рассчитана на всех, кто интересуется историей, мифами и сказками.

Владимир Яковлевич Петрухин

Культурология / Образование и наука