Год Чёрной Обезьяны

— Послушай. — Зам губернатора перевел дыхание. — Я утраиваю гонорар. Если всё кончится хорошо. Но… — Он помолчал. — Вдруг, мой сын вернется… Молись, чтобы ты умер быстро и сразу. Чтобы не пришлось мучиться…

Владимир Александрович убрал трубку и посмотрел на неёю внимательно. Трубка не отвечала. Потом снова приставил к уху.

— Не говори ничего. Просто скажи «понял».

— Понял, — тихо и быстро ответил Вадик.

Илюшенко нажал «отбой». Потом откинулся в своем кресле. Он физически чувствовал, как пар вышел весь, и осталось только ощущение пустоты. Владимир Александрович вернулся к своим картам.

Он вытягивал их одну за другой. Домик покачивался, начинал съезжать набок, но еще держался. Илюшенко вызвал секретаршу.

— Пригласи Красикова, — сказал он тихо.

Тот вошёл, аккуратно придерживая перебинтованную руку. По кошачьи ступая, проследовал через кабинет, настороженно заглянул в глаза заместителю губернатора.

— Садись. — Илюшенко указал на пустое кресло. — Чем радовать будешь?

Красиков сел. Потом чуть наклонил голову набок.

— На какую тему?

— Не догадываешься? — Илюшенко вытащил одну карту. Домик вздрогнул, но не упал.

Красиков догадывался.

— Карту тяни.

Инспектор, не понимая, смотрел на хозяина.

— Тяни карту.

Красиков протянул руку и дрожащими пальцами потащил карту к себе. Домик качнулся неуверенно и рухнул. Красиков отодвинулся. Илюшенко спокойно смотрел на него.

— Ты взял не ту карту, — проговорил он тихо. — И все полетело. Так бывает, когда не умеешь играть. Это делать надо аккуратно. Не то — проиграешь.

Илюшенко отодвинул рукой карты.

— Где Артёмина? — Спросил он резко. — Где Валет?

Старший инспектор нервно заёрзал в кресле.

— Мои люди работают сейчас над этим.

Илюшенко молча рассматривал Красикова. Потом, повернув голову, глядел в окно. Как тяжелые тучи собираются над домами, над крышами, над обнажившимся сквером.

— Интересно, — очень тихо сказал он, — снег пойдет или дождь? Или, может, вообще ничего не будет?

Красиков развел руки. Он не знал.

— Когда ты их достанешь мне?

— Кого? — Старший инспектор моргнул.

— Не знаешь — кого? — Илюшенко отвернулся от своего окна.

— Еще пять дней. — Инспектор смотрел прямо в глаза хозяину. — Пять дней и я обещаю вам: мы всё сделаем. Краснодар — это джунгли. Человек здесь теряется легче иголки.

— Три. — Взгляд у зама главы не отпускал жертву. — Только три дня. Твоя голова полетит, если их головы мне не достанешь…

Лицо у него вдруг побагровело. Глаза широко раскрылись. Илюшенко пошевелил ртом, и оттуда наружу вырвался ужасный придушенный хрип. Тут же вбежала секретарша. Она испуганно глядела на своего босса. Красиков наблюдал, как та спешно доставала лекарство, наливала в стакан воду.

— Вам лучше уйти, — бросила она инспектору. Красиков встал и посмотрел на Илюшенко, сидящего в своем кресле. Лицо у него было багровое, как у мамонта.

— Что с ним? — Сочувственно поинтересовался Красиков у секретарши, когда они вышли из илюшенковского кабинета. — Сердце?

— Именно. — Быстро ответила та. — Он очень больной. Перенес уже два инфаркта. Вы не знали?

Красиков покачал головой.

— Может, мне и не стоило вам этого говорить?

— Уже сказали.

— Действительно…

— Ладно. До встречи.

— До свидания, — сказала секретарша.

Тяжёлая дверь тихо закрылась за старшим инспектором.

Лена опустилась на лавочку. Её занесло сейчас в один из новых микрорайонов города. Детская площадка. Карусели, качельки. Время было вечернее, но ещё не совсем позднее. Вокруг Лены радостно суетилась праздная детвора, отучившаяся и, наверное, сделавшая уроки. Лена смотрела на небо. Думала о том, что, вот, скоро посыпется снег.

Она чувствовала, как всё погружается в холодную безразличную пустоту. Хотелось закрыть глаза и больше не открывать их. Какая разница — ведь всё равно это когда-нибудь кончится. Сейчас или завтра, или ещё лет восемьдесят пройдёт. Через тысячу лет будет без разницы.

Лена это в себе ненавидела, боялась этого. Она знала: надо бороться, пока есть за что. Хотя казалось минутами — уже не за что.

На лавочку, рядом с ней, примостился мальчишка лет пяти. Шапка его сбилась набок. Лицо покраснело и вспухло от слёз. Он посидел немного, помолчал, после наклонился и безутешно, в голос, заревел.

Лена посмотрела на него и осторожно погладила по голове. Мальчик отдёрнулся, словно его стукнуло током.

— Что случилось? — Спросила Лена. Ей вдруг стало его жалко.

— Ничего! — Буркнул мальчишка и продолжил реветь.

— Если ничего не случилось, то почему ты плачешь?

Это прозвучало логично, и мальчик, подняв голову, внимательно смотрел на Лену.

— Эти пацаны из нашего дома! — Сказал громко. — Они не пускают меня к себе! Дерутся!

— Зачем тебе ходить к ним? — Не поняла Лена.

— А почему мне нельзя?! — На лице у мальчишки вспыхнуло возмущение.

Лена про себя усмехнулась его проблемам.

— Почему злые — всегда сильные? — В голосе у малыша показалась недетская уже обида. — Их больше. Они делают, что захотят.

Лена стушевалась вначале, не знала, что отвечать. Потом покачала головой.