Год Дракона

– Перестань подводить базу, чудище. Скажи просто, что тебе так хочется.

– Мне так хочется.

– Ты уверен?

– Я еще никогда в жизни ни в чем не был так уверен.

– Ну, и все тогда. Поехали работать.

– Вацлав был прав.

– Теперь я не успеваю за полетом твоей мысли, дорогой, – усмехнулась Елена.

– Привыкнешь. Ты – лучшая, Елена.

– Смотри не возгордись.

– Не думаю, что ты позволишь мне это сделать, – с сомнением вздохнул Майзель. И резко поднялся: – Поехали, щучка-колючка. Время – это жизнь.

СЛОВЕНИЯ. АВГУСТ

Назавтра он, как и обещал, утащил ее в Порторож, на восемь дней. Это был какой-то сумасшедший дом – они просто не вылезали из кровати. А когда вылезали, все равно не могли друг от друга оторваться. Обслуга здесь тоже была невидимой, и это Елену радовало просто до умопомрачения. Она ходила по маленькой уютной вилле в одной мужской рубашке на голое тело, потому что было очень тепло, и потому что Майзель просто с ума сходил от такого ее наряда, и любил ее так, что она едва не теряла сознание. Он был такой здоровый конь, огромный, гладкий и, кажется, совершенно неутомимый, как мальчишка. Он сам делал ей массаж, – сам, никаких массажистов, кто мог с ним сравниться, какие массажисты… И ванны он заставлял ее принимать. И грязи. А потом купал ее сам, как маленькую… И расчесывал сначала редким гребнем, а потом щеткой. И так ласкал… Господи, как он так может, удивлялась Елена, растворяясь в его ласках, как река в океане… И курить не разрешал. Да и какие там сигареты, если они и поесть-то толком не всегда успевали. А когда успевали… И ни души вокруг – только солнце, кусочек пляжа и моря, и они вдвоем.

Боже, как он мне нравится, думала Елена, гладя его по волосам и закрывая глаза, когда он скользил губами и языком по ее телу. Боже мой, как он мне нравится, неужели это со мной, Господи, как хорошо… Никогда прежде ее не взрывало и не уносило так. Никогда прежде мужчина ее не называл такими словами. «Мой ангел…» Она каждый раз вздрагивала, когда он произносил это… Ей страшно понравилось ласкать его ртом. Никогда прежде это не доставляло ей такого тягучего, томящего наслаждения. Она любила чувствовать горячий ток его крови, пульсацию жизни, ей нравилось, как выгибает дугой его тело от ее ласки, нравилось, как наливается он каменной твердостью, и как ударяет ей в небо, в щеки, в язык его обжигающе-теплая, вязкая, терпко-сладкая влага…

Первый раз, когда она сделала это, он, отдышавшись, привлек Елену к себе, заглянул в глаза:

– Это очень много для меня значит.

– Это что?

– Это.

– Ага.

– Это не просто еще один способ заниматься любовью.

– Почему?

– Не знаю. Я так это чувствую.

– Мне тоже нравится, когда ты ласкаешь меня языком. Ужасно нравится.

Ей действительно это до безумия нравилось. Нравилось так, что Елена думала каждый раз, что утонет. Просто патология. Никогда прежде с ней ничего такого не делалось. И язык у него был, как… как… Как у Дракона. У нее опять проснулась бабочка под сердцем. А он вздохнул:

– Это другое.

– Ты дикарь. У тебя мифологическое сознание, – улыбнулась Елена, целуя его. – Я никогда не делаю ничего, если мне этого не хочется. В постели, я имею в виду. Бедненький… Что, я первая на это решилась?

– Елена… Все, что было до тебя, было не со мной.

– Правда? – у нее заблестели на глазах слезы. У нее всегда слезы были очень близко, и многие совершенно напрасно принимали это за признак слабости характера.

– Обязательно.

– И не со мной, Дракончик, – Елена улыбнулась и вытерла глаза. – Как легко тобой манипулировать, дорогой…

– Я всегда это знал… Я тебе говорил…

– Я помню. Торжественно обещаю не злоупотреблять. Просто употреблять. Когда тебе захочется, чтобы я это сделала, сразу хватай меня за волосы и тащи. Ладно?

– Елена Прекрасная. Ты развратная женщина.

– Все филологички такие. Мы знаем много слов, у нас правильная артикуляция. И язык хорошо подвешен. Кроме всего прочего, ты очень вкусный… – Елена облизнулась и увидела, как вспыхнули у него глаза и появились белые пятна на щеках. – О-о… что, опять? Уже?!

– Да. Если ты еще раз это сделаешь, я больше…

– Хочешь, чтобы я развела настоящую сырость? – чуть не плача, на этот раз по-настоящему, перебила его Елена.

– Обязательно…

И Елена послушалась. Развела настоящую сырость.

ПРАГА. АВГУСТ

Они вернулись домой, и Елена вдруг поняла, – оказывается, все это время он просто держал ее в предбаннике. Или, точнее, у порога своей кухни, допуская заглянуть внутрь лишь одним глазком на минутку. Кстати, не только из соображений секретности… А теперь вдруг взял и распахнул двери настежь. Он словно сжимал время в разы – столько людей, проходящих сквозь него, увидела Елена, что это просто переставало быть похоже на реальность. И для каждого из этих людей находились единственно правильные и именно сейчас необходимые слова. И звучало едва ли не паролем так часто из его уст заветное «я люблю тебя»… Только обращенное не к Елене, а к его людям. И с суеверным восторгом видела Елена, как расцветали лица людей от этих его слов. Как начинали сиять их глаза…