Год Иова

В западном Лос-Анджелесе не так жарко, как в Вэлли. Но хотя тенты и деревья с широкими листьями придают этим кварталам бульвара Робертсона тенистый, прохладный вид, жара здесь стоит не меньшая. По тротуарам в тени навесов идут стройные женщины в босоножках на высокой платформе, коротких блузках и мини-юбках — писк моды восьмидесятого. Даже они выглядят прохладно. Короткие надписи на позолоченных пластинках в витринах, сами витрины, изысканная старинная мебель, восточные ковры, длинные ряды изделий внутри магазинов, сверкающие на солнце бюсты расколотых греческих статуй, трещины на средневековой резьбе по дереву и картины, потускневшие от времени — всё выглядит прохладно. Вообразить, что, глядя на эти вещи, кто-либо вспотел, столь же невозможно, как и представить, что кто-либо решился купить одну из этих вещей, хотя бы и вспотел. Все обочины заполонили «корнихи», «мерседес-бенцы» и «альфа-ромео». Негде запарковать машину.

Джуит паркует «тойоту» на ближней улочке, в аллее, где верхушки деревьев возвышаются над бетонными стенами, среди которых цветут красные бугенвиллеи. Старенькая машина Билла стоит напротив ворот из красного дерева. В мебельных магазинах — а они конкурируют между собой за услуги Билла — Билл зарабатывает достаточно. Однако он так же привязан к своей старушке-машине, как и к квартире. Он любит веселье, но не перемены. Рядом с машиной Билла стоит новенький жёлтый спортивный автомобиль. Джуит едет дальше и паркует машину в аллее, напротив зелёной решётки, за которой стоят мусорные баки. Он возвращается к воротам из красного дерева, поднимает деревянную задвижку, однако дверь подаётся вперёд сама — не полностью, на несколько дюймов. Он открывает её и оказывается во внутреннем дворике, который вымощен терракотовым паркетом. На полу стоят ящики из красного дерева, в которых цветут растения. К балкам из красного дерева подвешены плетёные сетки, выполненные техникой макраме, с глиняными горшками, где тоже цветут растения. В прошлый раз здесь не было всего этого. Может быть, он перепутал магазин? Может быть, это дом престарелых? Но нет. Билл здесь.

Джуит видит его сквозь поникшие листья и красные щетинистые цветы бутылочного дерева. Он застывает на месте. Билл сидит в кресле из необработанного красного дерева. Это такое кресло, в котором сидят на веранде или на улице. На его подушках вышиты синие и зелёные цветы. Колени Билла раздвинуты. На нём его рабочие штаны в пятнах краски. Между его коленями, к нему лицом, сидит юноша в жёлтой майке и жёлтых спортивных штанах на тесёмке. У него белокурые, очень светлые волосы. Его голова скрывает промежность Билла. Медленно его голова опускается и поднимается. Снаружи слышен шум машин, которые проносятся по бульвару. Шум громок, но Джуит готов поклясться, что сквозь этот шум он слышит, как постанывает юноша. Чуть наклонив свою голову, Билл смотрит на юношу с улыбкой. Его руки гладят светлые волосы мальчика. Джуита он не видит.

Джуит дотрагивается до кармана брюк, где лежит свёрнутое письмо. Он вынимает письмо, смотрит на него невидящим взглядом, кладёт обратно. Отдавать письмо он не собирается. Что же он собирается делать? Он чувствует себя так, словно ему с силой ударили в грудь. Ему надо сесть. А лучше лечь. Лечь так, как лежал Ричи Коуэн, на сухой траве футбольного поля. Ничком, неподвижно, чтобы ни видеть, ни слышать, ни думать, ни чувствовать, не навсегда — ведь это всего лишь тренировка — на какое-то время. Ясно одно: Билл не собирается его обнимать. Он медленно поворачивает голову, как если бы нарушил тишину скрипом, поверни он голову быстро. Он смотрит на приоткрытые ворота, на ржаво-красный паркет, усыпанный мелкими листьями и лепестками красных цветов бутылочного дерева. Украдкой он прикидывает высоту, на которой в плетёных сетках висят горшки с традесканцией, над ним и по левую руку. Он осторожно отступает назад и осторожно закрывает за собою ворота. Тренировка? Тренировка чего? Он возвращается к машине, и спину ему жжёт солнце.