Год, когда я всему говорила ДА

В этом все дело. Не было такого ощущения, что это на самом деле происходит.

Я имею в виду, происходило-то как раз многое.

У меня были превосходные предлоги, чтобы выпустить из рук этот руль.

Я решила заморозить свои яйцеклетки. В смысле те, что были внутри моего тела. Дети. Да! Чудо жизни. Чтобы заморозить яйцеклетки, нужно колоть себе гормоны. Так вот, если женщина от природы стройна, она так и останется стройной. Если же это я… какая там стройность!

А потом мне пришлось внезапно перенести небольшую хирургическую операцию. И тут я такая: «Лучше мне пока перестать тренироваться. И, может быть, полежать немного на этом диванчике, чтобы прийти в себя».

Э-э, операция-то была на глазу.

И что?

К чему это я?

Не важно, что операция была на глазу. Моему ГЛАЗУ нужно было восстановиться. Но когда глазу стало лучше, тот диванчик вроде как уже не мог без меня обходиться. И снова подниматься с него не казалось такой уж большой необходимостью. К тому же по TV шли такие хорошие программы…

Ах да! TV. У меня была работа. «Анатомия страсти». Потом у меня стало две работы. Добавилась «Частная практика». Потом их стало три. К этим сериалам я добавила «Скандал». А потом, как раз когда я попрощалась с «Частной практикой», мы начали продюсировать «Как избежать наказания за убийство». И чем больше было у меня работы, тем чаще меня можно было застать за рабочим столом или на диванчике в режиссерской. Тем чаще меня можно было обнаружить сидящей на пятой точке. Чем больше я сидела, тем меньше двигалась.

Чем меньше я двигалась, тем… что?

Не заставляйте меня это произносить.

А сериалы шли так хорошо!..

Это своего рода жестокая шутка. Если бы какой-то из них провалился, у меня бы, как ни иронично, появилось время на спортзал. У меня появилось бы какое-то время на отдых. Время, чтобы заботиться о себе. По крайней мере, я себе так говорила. Но ни один из них не закрылся. Я преуспевала. Я более чем преуспевала.

Для телесериала хотя бы три сезона подряд – явление крайне редкое. А к тому моменту все созданные мной сериалы шли как минимум по пять сезонов.

«Шондалэнд» стал брендом.

Студия рассчитывала, что мы станем продюсировать и другие программы. Компания надеялась, что я буду поддерживать на неизменном уровне качество тех, которые уже шли в эфир. Мне принадлежал целый вечер наиболее дорогостоящей «недвижимости» на телевидении. СБЭЧ завоевывал соцсети. Казалось, на него купились все. Очень сильно купились. У меня начались кошмарные сны о том, что меня отменяют.

Делорс и Дженни Маккарти квохтали надо мной, опасаясь, что стресс повредит моей креативности. Они не понимали: моя креативность была единственной областью, в которой я никогда не ощущала стресса. Создание миров, персонажей, историй всегда было сферой, в которой я чувствовала себя наиболее непринужденно. Когда передо мной возникает чистый лист новой серии, я вхожу в зону спокойной уверенности. Я ощущаю гул. Для меня делать TV – это… блаженство. Я умею придумывать так же, как другие люди умеют петь, – я просто всегда умела чисто спеть все ноты. По сути своей телесериал – та же кладовка, только побольше. Так что меня-то как раз не беспокоило написание сценариев или продюсирование программ.

Меня беспокоили растущие чужие ожидания. Меня беспокоили ставки.

О да! Наверное, следовало бы упомянуть: ставки существуют, и, боже ты мой, ставки эти высоки.

По мере того как росла популярность моих сериалов, я все острее и болезненнее осознавала, что́ стоит на кону. Я улыбалась, отказывалась отвечать на этот вопрос, притворялась, что не знаю, о чем меня спрашивают репортеры, когда задают эти вопросы – вопросы о расе. Но невозможно вырасти в Америке чернокожим и ничего об этом не знать.

Эти съемки были не только моими. Они были нашими.

Я обязана была сделать все правильно. Я обязана была поддерживать все на плаву. Я обязана была добежать до вершины горы. Я не могла отдыхать, я не могла упасть, я не могла споткнуться, я не могла отказаться. Не добежать до вершины – это был не вариант. Неудача стала бы не только моей. Отголоски моего провала ощущались бы не одно десятилетие. В случае «Анатомии страсти» это значило бы, что дать афроамериканке собственный сериал с актерами, которые выглядели так, как выглядят люди в реальном мире, было ошибкой. Я доказала, что это не ошибка.

Для «Скандала» ставки стали еще выше. Если бы первый за тридцать семь лет сериал кабельного ТВ с афроамериканкой в главной роли не нашел своего зрителя, кто знает, через сколько лет смог бы появиться следующий? Провал означал бы, что, возможно, еще двум поколениям актрис пришлось бы ждать другого шанса сняться в роли, не являющейся второстепенной.