Никогда не позволяйте никому втирать вам, что еда не помогает. Любой, кто скажет вам, что еда не помогает, либо глупец, либо лгун, либо никогда прежде ничего не ел. Она помогает. Заваливать проблемы едой – помогает. Если бы еда не помогала, если бы она не творила свое распутное, прожорливое, в духе «чем больше, тем лучше» волшебство, все в Америке были бы худыми, как Анджелина Джоли. Никто не питался бы в автокафе. Никому не понадобились бы кондитерская обсыпка, замороженный йогурт или что-то подобное.
Нет.
Еда
Еда – это волшебство. Она помогает чувствовать себя лучше. Она отупляет. Прекрасное волшебство еды омертвляет душу как раз достаточно, чтобы можно было не думать слишком уж усердно о чем угодно, кроме тортика или сна. Заваливать проблемы едой – значит накладывать заклятие, чтобы чувства уходили прочь. Нет необходимости ни смотреть себе в глаза, ни думать, ни быть чем-то помимо собственного мозга. Нет необходимости ни в каком теле.
Еда помогает.
В этом-то и сложность.
В этом-то и беда.
Она
Я съела бы целое ведро жареной курятины прямо в эту самую минуту, если бы думала, что смогу после этого втиснуться в свои брюки.
Если бы меня по-прежнему устраивало быть мертвой внутри.
За чем же дело стало? Я не мертва.
Меня совершенно не устраивает быть мертвой внутри.
Быть бесчувственной мне больше не подходит. Это мне не идет, и я от этого вся дергаюсь. Я ловлю себя на том, что чаще рявкаю на людей или пишу маленькие отповеди а-ля Бейли[33]
в электронной почте, когда кто-то меня расстраивает. Я не хочу быть бесчувственной. Я хочу рекомендовать тому, кто меня расстроил, взять свое отношение и засунуть его прямо себе в…Ну, скажем так, я начинаю предпочитать это засовыванию еды в собственный рот поверх моих раненых чувств.
После события, которое я стала называть «инцидентом с ремнем в самолете – 2014» (потому что я из тех женщин, которые всему присваивают названия), заваливание проблем едой стало для меня не вариантом.
После «инцидента с ремнем в самолете – 2014» я больше не в состоянии терпеть бесчувственность.
Теперь бесчувственность вызывает у меня чувство гадливости.
Теперь бесчувственность кажется мне не просто мертвой, но и гниющей.
Еда больше не шпаклюет – она душит.
И что же происходит в тот момент, когда у меня случается этот большой прекрасный прорыв, который изменяет мою жизнь?
Я впадаю в
Вселенная уничтожила комфорт моих брауни и моего вина. Показав их мне тем, что они есть. Потому что теперь я знаю правду о них.
У меня такое чувство, будто кто-то только что рассказал четырехлетней мне правду о Санта-Клаусе. В канун Рождества. Когда я сидела у камина. Дожидаясь звона бубенчиков на крыше.
Теперь все, что мне осталось, – это тупые эльфы Санты, Неуклюжий и Дерганый. Неуклюжий и Дерганый – это не замена для большого толстого Санта-Клауса. Теперь мне приходится с этим справляться.
Теперь мне приходится сказать «нет» жирдяйству.
Снижать вес будет непросто. Ни разу в своей жизни я не сбросила больше пятнадцати фунтов, если только это не было связано с острым желудочным гриппом или морением себя голодом до такой степени, что приходилось вызывать врачей.
Одно только совершенно безумное количество работы, которая мне предстоит, чтобы пробиться через боль и ужас самого начала, – это уже испытание.
Как-то раз мы с моей близкой подругой Джен (чье имя здесь изменено ради защиты невинного человека) поехали на неделю в дорогой оздоровительный спа-курорт.
Через десять минут после регистрации в
Медицинское.
Личное.