Спасибо всем женщинам, которые так и не попали в этот зал.
И спасибо всем женщинам, которые, я надеюсь, будут заполнять зал в сто раз больший, чем этот, когда всех здесь уже не будет.
Все вы – вдохновение.
10
Да, спасибо
Я была на ужине в честь женщин на TV, устроенном журналом
Вдохнуть, выдохнуть.
Больше не было неприятного молчания, когда люди смотрели на меня в ожидании, пока я заговорю. Я больше не прибегала к старому трюку, стараясь стоять неподвижно, как мраморная статуя, в надежде, что застывшее тело каким-то образом сделает меня невидимой.
Я блаженно перестала бояться швырнуть куриную кость через всю комнату.
В те дни мне нужна была только одна пара утягивающего белья. Оно по-прежнему сидело на мне слишком плотно, но все же… Прогресс!
Я на самом деле ловила себя на мысли: «Это будет прекрасный вечер».
Перед началом ужина Робби Майерс приветствовала нас. Она была остроумна и забавна, называла имя каждой из нас и представляла другим. Затем, объясняя, почему именно эти люди избраны в составленный журналом список замечательных женщин на TV, она перечисляла достижения каждой женщины.
Эти достижения были новаторскими, смелыми и впечатляющими. Необыкновенно много сильных, состоявшихся женщин собрались за этим столом.
И все же, когда главный редактор указывала на очередную женщину и называла ее впечатляющие достижения, неизменно –
1.
Качала головой и отводила взгляд, отмахиваясь от сказанных в ее адрес слов и аплодисментов, словно говоря: «Нет. Не-е-ет! Да нет, в общем-то… Послушайте! Все это не так значительно, как она вам говорит. Наверное, на самом деле я просто мыла полы, споткнулась и упала, а по пути нечаянно набрала на клавиатуре весь этот сценарий».
2.
Склоняла голову со смущенным выражением на лице: «Я? Она говорит обо мне?! Не говорите обо мне, никому не следовало бы даже говорить обо мне. Поговорите о ком-нибудь другом». Если при оглашении имени следовала какая-то приветственная реакция, она закрывала лицо ладонями. Словно пыталась защититься от трагедии, разворачивавшейся на ее глазах.
3.
Смеялась. Униженным, пристыженным, ошеломленным смехом в духе «поверить не могу, что вообще сижу за этим столом со всеми этими великолепными людьми, потому что то, что она говорит обо мне, – величайшая на свете ложь. Но они все равно пустили меня сюда»». Все в ней кричало: «НИЧЕГО СЕБЕ! Вот просто… НИЧЕГО СЕБЕ!»
Я выбрала «дверь номер два».
Робби Майерс бойко оттарабанила список всего, что я успела сделать. Перечислила все мои работы, все методы, которыми я изменила нынешнее изображение женщин на TV, нынешнюю подачу на TV цветных людей. Я пригнула голову, покачала головой. Закрыла лицо ладонями, дожидаясь, пока рассеется внимание и стихнут аплодисменты.
Здесь не на что смотреть, граждане. Проходите дальше.
Дверь. Номер. Два.
Но когда главный редактор присела рядом со мной и очень любезно проговорила нечто вроде:
– Кстати, Шонда, откуда вы родом? Из Огайо, верно?
Я ответила:
– Вы заметили, что ни одна женщина в этом зале не в состоянии вынести, когда ей говорят, что она великолепна? Что с нами
Главный редактор моргнула. Я не соблюла правила застольной беседы, которые требуют начинать с легкой болтовни. Для начала пробовать воду пальчиками. А я просто взяла и прыгнула в самую глубокую часть бассейна.
Она моргнула. А потом улыбнулась.