Мне нужна открытка, в которой будет сказано:
Или:
Или:
Или просто:
Где поздравительные открытки для такой матери, которой пытаюсь быть я? Для такой матери, которую мне хочется, чтобы видели во мне мои дети? Для таких матерей, какими я хочу однажды увидеть своих дочерей?
А если нет поздравительных открыток, то что есть?
Есть я.
Я должна быть сама себе поздравительной открыткой. И для того чтобы это сделать, я должна быть способна хотя бы принять комплимент.
Когда я впервые пытаюсь это сделать, получается жалко.
– Вам идет этот цвет.
Я еду в лифте. Только я и еще один человек. Приятный на вид мужчина. Он улыбается мне.
У меня решительно отсутствует талант понимать, когда мужчина со мной флиртует. Мой друг Гордон в таких случаях всегда потом говорит мне: «Дура! Он же с тобой флиртовал. Он пытался познакомиться с твоей клиенткой». «Познакомиться с твоей клиенткой» на языке Гордона означает «переспать». Видите ли, «клиентка» – это моя…
Проехали.
Я стою, уставившись на этого приятного на вид мужчину, который, возможно, желает знакомства с моей клиенткой. Растерянная. Он поднимает бровь.
«Говори же, Шонда, не молчи».
Наконец я собираюсь с мыслями.
– Что?
Вот что я ему говорю.
И мое «что» – не милое, заигрывающее двухсложное, с восходящей к концу интонацией «что-о?». Мое «что» – это плоское ворчливое «ЧТО?!» каменщика, снова берущегося за работу.
Похоже, потенциальный знакомый клиентки ошарашен.
– Я говорю, этот цвет вам идет.
Я перевожу взгляд вниз, на свое платье. Оно цвета берлинской лазури. Я знаю, что это берлинская лазурь, только потому, что Мерил Стрип произнесла захватывающий монолог об этом цвете в фильме «Дьявол носит Prada».
Я люблю Мерил Стрип. Я знаю, что она нравится всем. Но мне она
Я на самом деле усиленно думала обо всем этом, когда стояла в лифте с тем мужчиной. С этим желающим познакомиться с клиенткой. Теперь понятно, почему мне так трудно дается светская болтовня?
Но мое платье – цвета берлинской лазури, и оно ему нравится. Ему нравится видеть его на мне.
Погодите-ка!
И до меня доходит, что вот она. Она случилась. Моя возможность.
Скажи это. Просто скажи «спасибо». А потом улыбнись. И больше ничего не говори. Не присовокупляй ни слов извинения, ни угрызений совести из-за того, что тебе хватило наглости надеть платье, которое может кому-то понравиться. Просто стой в лифте, уверенная и смелая. Как будто ты тоже думаешь, что этот цвет тебе идет.
– Спасибо, – отвечаю я.
Хорошо. Улыбнись, Шонда. Заткнись, Шонда.
Я заставляю себя улыбнуться. И тут все идет наперекосяк.
То ли во рту у меня становится слишком сухо, то ли я нервничаю, то ли настолько полна решимости сделать все правильно, что моя улыбка получается… ну, пугающей.
Как улыбка Буффало Билла. Не ковбоя Буффало Билла. Буффало Билла из «Молчания ягнят», который заставлял тебя «мазаться мазью, а не то снова будешь облита водой из шланга».
Такая улыбка. Ужасающая, растянутая, омерзительная клоунская маска – вот что он, должно быть, видит, потому что теперь этот милый мужчина, который, вполне вероятно, секундой раньше флиртовал со мной, вжимается в угол лифта подальше от меня, словно я – зомби, который хочет сожрать его лицо.
И вместо того чтобы так это и оставить…
Вместо того чтобы решить про себя, «что ж, в следующий раз сделай это получше»…