Год нашей любви

Когда я сказала Дане, что собираюсь исчезнуть, я не шутила. Необходимо было установить серьезную дистанцию между Хартли и моим растерзанным сердцем. И рождественские каникулы пришлись как нельзя более кстати.

Но сначала следовало сдать экзамены. Я упрашивала родителей отправить меня в Харкнесс вовсе не для того, чтобы провалиться в первом же семестре.

Следующие два дня я трудилась на износ в главной библиотеке. Кабинка в глубине книгохранилища надежно защищала меня от опасности услышать голос Хартли в коридоре или задаться вопросом, когда он решит поиграть в «Крутые клюшки». Я ела салат, купленный в кофейне, и занималась, как маньяк.

Даже моя фея надежды подключилась, порхая между главами учебника по высшей математике и сыпля теоремами. Она надела крохотную пару очков и устроилась на крышке моей кофейной термокружки. И она ни разу не упомянула о Хартлихорадке. Ни единожды.

Я досрочно сдала экзамены по предметам, которые изучала дистанционно, а потом переключила все свое внимание на экономику. Я пришла на экзамен настолько хорошо подготовленной, что даже Хартли, сидевший рядом, меня почти не отвлекал.

Закончив раньше времени, я собралась уходить. Когда я была уже у выхода, он поднял голову. Я быстро помахала ему и уехала. Мне было больно встречаться с ним глазами.

Он написал мне через 15 минут:

Отметим в Общей столовой? Двигаюсь туда.

Но я не ответила, так как говорила с матерью по телефону.

– Все хорошо? – спросила она, затаив дыхание.

Нет, не очень, мам. Впрочем, я никогда бы не призналась в этом.

– Да, все нормально. Но я рано закончила и потому решила поменять билет.

– А что насчет Рождественского бала? Твоему брату он всегда нравился.

– Ну… – ответила я. – Оказалось, что все уезжают.

– Хорошо, милая.

В ее голосе сквозило беспокойство. Она записала мой новый номер рейса и время прилета. А я вернулась в комнату и собрала вещи.

К тому времени как начался Рождественский бал, я была в воздухе над Великими озерами.

Три недели дома прошли скучно, но скука была именно тем, что требовалось моему разбитому сердцу.

К счастью, мама уже не тряслась надо мной так, как в прошлом году. Я привыкла делать все сама, а она провела больше трех месяцев в пустом гнезде.

Я старалась почаще улыбаться и рассказывать родителям о своих успехах в Харкнессе. Я также очень старалась не зацикливаться на своих переживаниях. Я даже вызвалась печь рождественское печенье вместе с матерью, наконец опробовав все приспособления для инвалидов, которыми мои родители оснастили кухню после несчастного случая.

Но когда я была одна – лежала в моей новой спальне на первом этаже или смотрела в окно пассажирского сиденья нашего автомобиля, – мои мысли неизменно возвращались ко дню рождения Хартли. Я бы отдала все, чтобы снова пережить чувственное скольжение его губ по моим, касания его языка. Когда он ласкал меня, я ощущала его повсюду. Как можно было целовать меня так и не хотеть этого снова?

Видимо, ему было плевать на меня, и я очень старалась примириться с этой мыслью. Я заставляла себя снова и снова мысленно проигрывать сцену возвращения Стейши, вспоминая, как жадно он целовал ее. Я даже заставила себя посчитать, сколько часов прошло между теми мгновениями, когда он задыхался от наслаждения в моей постели и когда совал язык ей в рот.

Прошло четырнадцать часов, плюс-минус.

Слово паралич снова и снова всплывало у меня в голове. Его сердце было таким же, как мои бесчувственные ноги. Я ощущала прикосновения Хартли всем своим существом, а он не ощущал ничего.

На Рождество родители подарили мне новый ноутбук – маленькую, легкую модель, и я неплохо провела время, настраивая его. Конечно, все это сопровождалось лекциями моей матери:

– Физиотерапевт сказал, что тебе нужно как можно больше времени проводить в скобах. Мы подумали, что этот ноутбук тебе будет удобно брать с собой.

– Спасибо, – вздохнула я.

– Пока ты дома, я забронировала семь занятий в «Речном центре».

– Мам! Но у меня каникулы!

– Только не от терапии, – сказала она. – Но, если хочешь, ты можешь заниматься в бассейне, а не в зале. Для разнообразия.

Я бы топнула ногой, если бы могла.

– Нет! Просто… нет.

– Кори, это неблагоразумно.

Я не хотела спорить с ней. Я просто развернула коляску и выехала из комнаты.

К сожалению, говорить с отцом оказалось не легче. Хоккейный сезон был в разгаре – я следила за ним онлайн. Девчонки играли в этом году довольно неплохо, но отец ни за что не хотел это обсуждать. На все мои вопросы он давал только односложные ответы.

– Пап, – спросила я как-то вечером, когда мы все смотрели телевизор в почти комфортной тишине, – ты когда-нибудь играл в «Крутые клюшки»?

– В видеоигру? – ответил он, удивляясь. – Нет. А ты?

– Да, и она классная. Сосед – парень со сломанной ногой – научил меня.

– Адам Хартли? – спросила мать. – Я помню его. Красавчик.

– Марион! – воскликнул отец, смеясь.