Год Обезьяны

Катран несколько раз приложился к регулятору, очищая кровь от избыточного азота, и передал регулятор Вячеславу. Они пропустили последние декомпрессионные остановки, но держались бодро. Никакой суеты. Никаких лишних движений. Упаковали Станислава в одеяло, перенести его ближе к машине. Катран бегло просмотрел показания всех компьютеров, нахмурился, выудил из-под штурвала катера спутниковый терминал. На том конце трубку сняли быстро.

– Георгий, у нас ЧП – эвакуация с 70 метров. Слава без сознания. Предполагаю гиперкапнию… Да. Да… Ниже нормы. На три градуса ниже… Не спрашивай, не знаю пока. Даю ему чистый кислород. Будем на месте через два часа. Готовь реанимацию. И барокамеру на всех приготовь. На всякий случай…

Заметив перекошенное лицо Тимофеева, Катран успокаивающе улыбнулся.

– Ничего, Сережа, мы и не из таких ситуаций выкручивались.

– Его спасут?

– Обязательно. Недельку придется, конечно, в санчасти полежать, чтобы врачи понаблюдали. А потом, если захочет, и на Тарханкут с нами поедет.

– А что случилось?

– Пока не знаю, Сережа. Сам удивляюсь…

– А что это за туннель, про который Станислав говорил?

– Туннель? – Катран искренне удивился. – Когда он говорил?

– Только что. Я по губам немного умею читать…

Катран пожал плечами.

– Бредил, видимо. При газовом отравлении слуховые и зрительные галлюцинации – обычное дело. Докладываю: нет на дне никакого туннеля, Сережа. Там есть только холод и жуткая темнота. Даже пальцы вытянутой руки не видны в свете фонаря. А еще на дне есть три метра ила. И больше ничего. Никаких сооружения или построек типа «храм» мной не выявлено. Ты уж поверь. Я все точки успел проверить, которые ты мне отметил на карте. Визуальные наблюдения подтверждаются и показаниями эхолота. Я тебе и сразу мог это сказать, просто расстраивать не хотел раньше времени. Вы уж присмотрите пока за нашим барахлишком, ребятки. А утром Борис вернется и все оборудование увезет.

Тимофеев кивнул.

Игорь очнулся от ступора только когда «Хаммер» и «Мерседеса» взревели на полных оборотах и скрылись за поворотом лесной дороги.

– Тимофеев, ты хоть что-нибудь понял? – тихо спросил он.

– Катран считает, что Слава отравился углекислым газом, – так же тихо отозвался Тимофеев. – Такое действительно случается, когда на глубине дыхание затруднено. Но регулятор у Славы был исправен. Борис Андреевич проверил, когда Славу наверх подняли… Вообще-то, уровень углекислоты в крови во время погружения может увеличиться по многим причинам. От сильного стресса или от страха, например. Ты знаешь, мне кажется, Слава что-то там увидел. Вот только что – большой вопрос. Хотелось бы мне знать, что именно могло напугать железобетонного Славу…

– Тимофеев, ты это… жути не нагоняй! – Игорь поежился от противного холодка, мгновенно пробежавшего по позвоночнику. – Мне и без твоих предположений не по себе.

– Мне тоже, – признался Тимофеев. – И воздуха не хватает. Будто меня самого с этой чертовой глубины поднимали…

7.

Разбудили Игоря петухи. Спросонья он долго соображал, где находится, и только когда повернулся на другой бок и опознал в утренних сумерках рубашку Тимофеева, то вспомнил все. И про сарай, в котором они жили, и про Окунево, куда они приехали несколько дней назад…

В ту ночь, когда они остались у озера одни, Тимофеев долго сидел у костра, потом ходил вдоль берега, топал, пыхтел и громко разговаривал сам с собой. Игорю с трудом удалось уснуть. Но сон был недолгим. Вскоре в палатку влетел всклокоченный Тимофеев.

– Там, там… – Тимофеев отчаянно сжимал в руках туристический топорик и обухом показывал в сторону озера. – Там обезьяна, Игорь! Клянусь!

– Какая обезьяна? – Игорь недовольно поднялся и осторожно выглянул из палатки. – Ты что несешь, дурень?

– Я к озеру пошел. Камыш раздвинул, а она там. Сидит. И смотрит прямо на меня. Представляешь. В упор смотрит, гадина!

– Хорошо, мы сейчас проверим, – согласился Игорь.

Взяв топорик, он стал спускаться к воде. Тимофеев с опаской брел следом.

Но берег, естественно, оказался пуст. Только камыши тихо шелестели от ветра. Никаких других звуков со стороны озера не доносилось.

– Может, это барсук был? – усмехнулся Игорь, прохаживаясь по упругой глине. – Пришел, например, водички выпить…

– Ты думаешь, я идиот, да? – насупился Тимофеев. – Здесь барсуки не водятся…

– Ага, барсуки здесь не водятся. Здесь водятся обезьяны! Тимофеев, у тебя точно крышу сдуло. Алло, мы в Сибири, ты не забыл? И я пошел спать. Если опять встретишь свою обезьяну, привет от меня передавай…

Ближе к утру Тимофеев снова залез в палатку. Осторожно дернул Игоря за ногу и грустно сказал:

– Я понял, наконец, в чем была моя ошибка!

Игорь протер глаза и посмотрел на часы.

– Что такое? Какая ошибка? А до утра ты потерпеть не можешь?

– Могу, – согласился Тимофеев и опять ушел.