И никакого Николашеньки тогда еще и в помине не было. И Лени не было. В качестве сопровождающего у Эммы — какой-то дальний родственник. Кажется, ее племянник, которого невозможно было заподозрить в нежных отношениях с тетей. Немного неуклюжий тридцатилетний и небритый он даже на юбилей родственницы не пожелал надеть свежую рубашку и костюм с галстуком. И с угрюмым видом просидел все мероприятие в толстом шерстяном свитере, в котором ему должно было быть очень жарко. А Леня так и не появился, словно бы его вовсе не было.
Вообще, мать и сын были удивительно разными людьми. Не было между ними ни родственного сходства характеров, ни общих привычек, ни объединяющих их интересов. Эмма Леонидовна считала, что сын должен реализовать ее амбиции, стать великим математиком, дескать, у него для этого есть потенциал. Что думал по этому поводу Леня, сказать было сложно, потому что его никто не спрашивал. И Эмма Леонидовна, не стесняясь, сына своего за нежелание всегда и во всем действовать в ее интересах шпыняла без продыху. Помогало это мало, но должно было здорово напрягать их обоих. Так что Леня мог уйти жить отдельно и без всякого Николашеньки.
— Так это мог быть он! — внезапно воскликнула Верочка так громко, что все вздрогнули.
— Кто?
— Сожитель Николаша. Это он мог прятаться в шкафу!
Но консьержка покачала головой.
— Нет, что вы! Николай высокий, светловолосый, он очень интересный внешне мужчина. А это какой-то кривоногий шибзик. Голова круглая, шея короткая, волосы темные и подстрижены коротко. Это совсем даже не он.
— А кто же это такой?
— Вижу его впервые. Хотя он так быстро пробежал, я даже толком не успела его разглядеть.
— Мы тоже.
От испуга и шока три женщины толком ничего не успели сообразить. Открывают дверь, а там вместо одежды взрослый мужик. Никак они не ожидали, что посредине безупречной и чистенькой квартиры Эммы Леонидовны их поджидает такой вот сюрприз в шкафу.
— А давайте, посмотрим его на записи, — предложила консьержка, которую звали Татьяной Ивановной. — Там есть функция остановки перемотки. Если у меня получится, мы выберем нужный кадр и остановим запись.
С техникой Татьяна Ивановна была не в ладах. Но все же после нескольких неудачных попыток ей удалось найти нужную кнопку. Произошло это с помощью подруг, но произошло.
— Вот он! — радостно воскликнула Мария Федоровна. — Вижу! Убегает!
— Стой, гад!
Верочка умело ткнула на кнопку остановки, видео замерло, и стало возможным разглядеть перекошенную физиономию беглеца.
— Так это же…!
Верочка не договорила, потому что Люба пнула ее под столом. Должно быть, вышло слишком сильно, потому что Верочка скривилась и схватилась за ногу.
— Что ты говоришь? — удивленно взглянула на нее Мария Федоровна.
— Так это же, у меня синяк будет. Ударилась потому что — об этот угол.
И закусив губу, Верочка запрыгала на одной ножке, стремясь убедить всех, что ее возглас относится именно к будущему синяку. Могла бы и не стараться. Мария Федоровна с консьержкой не обратили особого внимания на Верочкины выкрутасы. Одна только Люба понимала, отчего так задергалась ее подружка. Все дело было в том, что на видео был запечатлен не какой-нибудь случайный и незнакомый подругам гражданин. Нет, они видели перед собой того самого Ваню Черкашина, которого навещали в больнице и которым так упорно интересовался сегодня следователь.
И что это могло значить?
Глава 7
Когда подруги получили возможность уединиться, они обсудили ситуацию.
— Что же это получается, Черкашин выписался из больницы, но к себе домой не пошел, а вместо этого спрятался в квартире у Эммы?
— А как спрятался? Как он сюда проник? Дверь была в порядке. Замки тоже. Мария их открывала, они были в исправности.
— Да. Дверь он не ломал.
— Выходит, у него были ключи от квартиры.
— Или Эмма его сама впустила.
— И где она? Куда делась?
— Впустила парня, а сама ушла.
— Что-то это на Эмму совсем не похоже — оставить незнакомого человека одного в своей квартире.
— Почему незнакомого? Очень даже знакомого.
— Значит, считаешь, что они с этим Черкашиным были знакомы и раньше?
— Ну, он же сам признался, что учился с Леней в одном классе.
Любочка покачала головой.
— И еще он сказал, что они даже не дружили. И скажи мне честно, твои родители помнят всех твоих одноклассников?
— Кое-кого помнят.
— Из твоих друзей, наверное.
— И еще кое-кого.
— Но если этот кто-нибудь заявится к вам домой и попросит спрятаться в вашем шкафу, твои родители его пустят? Особенно в твое отсутствие?
— Ну, если у человека какая-то особая ситуация, наверное, пустили бы.
Особенной уверенности в голосе Верочки не слышалось.
— И что это за особая такая ситуация была у Черкашина? — спросила она. — И почему решать ее должна была именно Эмма?
Что ответить на этот вопрос, Любочка не знала. Наверное, Эмма Леонидовна могла бы ответить, но ее не было. И куда она делась, понять было затруднительно. По словам консьержки, Эмма Леонидовна ушла сегодня рано утром. А вот Черкашин появился еще в ночь с субботы на воскресенье. Это зафиксировали все те же камеры видеонаблюдения, запись с которых прокрутила консьержка.