— А вот если бы связь была установлена, я мог бы ей сейчас рассказать о том, как русалки в озере ловят осенние листья, приносимые ветром, — вдохновенно вещал Певец, проводя руками по струнам лютни.
— Ей, конечно, позарез нужно это слышать в голове, когда она объясняет пятиклассникам особенности действия Мобилиарбуса, — хмыкнул Храбрец.
— Как нам объяснили, при ментальной связи «принимающая» сторона ощущает, насколько срочно и важно то, что хотят передать, и соответственно, если это несрочно и неважно, или же откровенно глупо, как в случае с русалками, то она может закрыться. Заняться ментальной болтовней всегда можно позже, — вмешался в беседу Мудрец, не раскрывая глаз.
— Так чего же ты тогда был против? — воскликнул Певец.
— Потому что, и я удивляюсь, что я должен вообще это объяснять, сильные всплески эмоций, такие как, например, страх, передаются и воспринимаются сразу. А у нас тут последнее время так и плещутся разнообразные сильные эмоции, как радужная форель в ручье Золотая Плеть. Кстати, можно этих бабочек локализовать наконец? Они меня отвлекают.
Мудрец открыл глаза и спрыгнул со столба на землю, где стояли Певец и Храбрец. Обращаясь к последнему, Мудрец сказал:
— Давай вдвоём. Кстати, почему они сейчас здесь?
— Потому что кое-кто волнуется из-за сегодняшней встречи с Гертрудой, — ответил тот, со значением поглядывая на Певца. — Да. Давай вдвоём.
Оба вытащили палочки и направили на хаотически порхающих вокруг столбов и деревьев бабочек. Стремительный вихрь закружил их, сгоняя в воронку, и отнёс к Певцу. Тот со вздохом ухватил вихрь за «хвост», смотал в клубок и засунул за пояс.
— Это всё мне, надо полагать?
— Да, всё тебе. Можешь их воспевать и даже выводить на прогулки, но только не выпускать. И ты сам, когда рядом Гертруда, прячешься за стену огня и не высовываешься.
— Но я же…
— Иначе свяжем!
Так что, несколько часов спустя, когда Седрик встретился со своей наставницей, его ипостась Певец с вихрем бабочек за поясом находилась где-то в глубинах внутреннего ландшафта (и, вполне возможно, сочиняла там баллады). Зато Седрик, без тени волнения, вошёл в Круг Камней на плато одного из холмов, что расположены на полпути между Хогсмидом и Хогвартсом. Солнце к этому времени и вовсе разошлось: Седрик скинул свой плащ, оставшись в одной тунике и бриджах. Он заплёл свои длинные волосы в косу и подставил лицо солнцу. Пока он ждал появления Гертруды, он мысленно вернулся на две недели назад, когда ночью первого октября, при убывающей луне, в день без малейшего намёка на сакральность, в этом же месте она стояла перед ним, освещённая бликами костра и произносила ритуальные слова:
«Я, Гертруда, урождённая Госхок, беру тебя, Седрик де Сен-Клер, в ученики, чтобы поведать тебе о тайнах Огня, известных мне. Пока ты проходишь обучение, ты под моей защитой». После чего она сказала «Флаграте!» и прочертила в воздухе огненную половину руны партнёрства. Она не предупреждала заранее Седрика об этом, но он сразу понял, что от него ожидалось. «Я, Седрик де Сен-Клер, поступаю в ученичество и принимаю защиту от вас, Гертруда Госхок. Флаграте!» И он прочертил вторую половину руны в воздухе. Законченная руна вспыхнула, затем превратилась в крошечного огненного дракона (Седрик удивился тому, насколько он был похож на его патронуса) и рассыпалась каскадом искр. А потом его новоиспечённая наставница, стараясь сохранять загадочность и не хихикать при этом (Седрик уже знал, что профессор Госхок могла порой сорваться в ответственные моменты), озвучила три древних принципа постижении стихии. Голос наставницы зазвучал в его голове:
— Каждый день взывай к стихии своей. Смотри на неё, слушай, прикасайся к ней. Познай историю и тайны её, не будь равнодушен к её движению во времени и пространстве, читай узоры её. Касайся её своим волшебством и щедро отплатит она тебе.
Познавая историю и тайны огня в магических библиотеках Британии, Седрик читал про животных, связанных с огнём, трактаты о стихиях, сочинения о вулканах, хроники о великих пожарах и множество других вещей, которые удавалось найти в рукописях и книгах, написанных как чародеями, так и магглами. Пришлось подтянуть латынь — солидная часть интересующих его манускриптов была написана на ней. Недавно он жаловался Перенель, с которой обязательно находил время поболтать, когда наведывался в Гринграсский замок, что даже песни сочиняются теперь с припевами на латыни. Та ответила, что это ещё не повод переживать. Вот когда и куплеты скатятся в латынь…
— Daydreaming?[2]