Год после чумы (СИ)

Голос Гертруды мгновенно вернул Седрика в настоящее, и он немедленно выхватил палочку, но всё равно опоздал. Гертруда уже произнесла «Инкарцерус», и Седрика опутали верёвки. Сосредоточившись, он мысленно произнёс «Фините Инкантатем», но снять заклинание ему не удалось. Тогда он принялся рассматривать, чем же его связали. Верёвки переливались, как угли в костре, и даже испускали тепло — Седрик уже начинал ощущать его сквозь тонкую ткань туники. Кое-где, в местах, где они впивались туже, уже начал появляться дымок. Так, подумал Седрик, игнорируя дискомфорт от верёвок, какое же тут уточнение? Тлеющие угли? Потухающий костёр? Он взглянул на Гертруду, которая с улыбкой следила за ним. Ах вот как… Саламандра, её патронус. Представляя себе верёвку, по ощущениям напоминающую саламандру, он снова произнёс «Фините Инкантатем» и на этот раз ему удалось сбросить чары.

— Ненавижу быть связанным.

— Тем больше причин научиться быстро снимать Инкарцерус! Попробуем ещё раз?

— Сейчас, разберусь только со следами от ваших саламандровых верёвок. Репаро!

Работа с Фините Инкантатем была у них чем-то вроде магической разминки. Прервать свои чары при помощи этого заклинания было несложно: большинство магов легко справлялись с этой задачей, даже без палочки и безмолвно. Гораздо сложнее было «зафинитить», как говорили ученики Хогвартса, чужие чары, особенно модифицированные. Для этого нужно было понять характер уточнения. Для некоторых заклинаний имелись свои противочары, работавшие гораздо лучше, например, Нокс отменял Лумос, но таких пар существовало крайне мало. Для этого отвратительного Инкарцеруса надо бы придумать контрзаклинание, пришло в голову Седрику. А когда они закончили тренировать Фините Инкантатем, он решился на давно волновавший его вопрос.

— Гертруда, я всё хотел спросить…

— Спрашивай тогда.

— Вы изобрели новое заклинание, Нексус Ментиум. Как именно оно работает?

— Оно устанавливает ментальную связь между несколькими магами, позволяя им обмениваться идеями, визуальными образами — чем угодно, на самом деле.

— Но без легилименции?

— Да, в этом вся суть заклинания. Между людьми, объединёнными этим заклинанием, возникает своеобразная мысленная связь или скорее сеть, нексус, — любой образ или идею можно влить в неё, и все её увидят, но при этом никто не проникает в потаённые мысли других и не видит субличностей.

— Мне очень интересно, как произошло само изобретение. Вы единственный маг из ныне живущих, который изобрёл новое заклинание.

— Строго говоря, мы этого не знаем. Вполне возможно, что ещё кто-то что-то изобрёл, но по своим причинам держит новое заклинание в тайне. Кроме того, не забываем про Хизер и Экспекто Матронум.

— Согласен, что изобретатели могут и не спешить делиться с другими. А вот с Хизер — это же была случайность.

— Возможно, и случайность. А может, и закономерность — просто мы пока не видим, какая именно.

— Ну вот, значит важно узнать, какие условия нужны для изобретения заклинания. Вот вы, например…

— Я, например, в тот момент постоянно думала о грядущем Ритуале. Размышляла, как участники будут вкладывать свои идеи в Конфигурацию и передавать их другим. Боялась, что всё может испортить недоразумение или превратно понятая кем-то идея. Вот и пришли в нужный момент — утром перед Ритуалом — нужные слова.

— А ваше состояние в тот момент — вы были под каким-то магическим воздействием? Может, выпили зелье, обостряющее интеллект?

— Намекаешь, что с моим врождённым интеллектом я бы с такой задачей не справилась?

— Гертруда, ну что вы!

— Да я шучу! Ты задаёшь вполне логичные вопросы. И вообще, ты почти угадал. Я действительно выпила одно зелье в то утро, но вовсе не обостряющее интеллект. Однако, я не думаю, что между воздействием того зелья и изобретением заклинания была прямая связь. Разве что… в каком-то смысле то зелье даровало мне освобождение, и это могло способствовать тому, что мои мысли стали яснее.

— Могу я спросить, что это было за зелье?

— Спросить-то можешь. Но, пожалуй, я не отвечу.

— Я, кажется, догадываюсь.

— Ну вот. Наставник обязан говорить загадками с учеником — такова традиция (хотя у меня с этим всегда было плохо). Но вот ученик не должен так сразу все разгадывать!

— Не такой уж я и догадливый. Просто мне кое-что рассказала Перенель. Про вас. То, что она знает от Зореславы.

— Вот как, — вздохнула Гертруда. — Вот и нет у меня больше тайн. Как теперь напускать загадочность?

— Простите. Мне не следовало вообще говорить об этом.

— Ну, теперь уже поздно. А, начав такой разговор, его лучше закончить, чтобы не повисала в воздухе недосказанность грозовой тучей.

Седрик, которому и самому ужасно хотелось продолжить этот разговор, только виновато кивнул в ответ.

— Значит, Перенель рассказала тебе, что я была влюблена в профессора Ягу?

И снова он кивнул, надеясь, что и в этот раз выглядело достаточно виновато.