Год после чумы (СИ)

Айдан Макфасти, как и она сама, задумчиво смотрел в костёр и был печален. Тоскует по Кристине, конечно, — неизвестно, сможет ли она присоединиться сегодня к ним. Тормод Маклеод, как всегда громогласный и возвышающийся над всеми остальными, вовсю обсуждал квиддич с Захарией Мампсом, выпускником Рейвенкло этого года. Гертруда видела, что Захария чувствует себя неловко от того, что оказался в компании своих бывших преподавателей. Слегка сутулясь от этого смущения и ежеминутно поправляя рукой очки, Захария кивал своей покрытой мелкими чёрными кудрями головой, во всём соглашаясь с профессором Маклеодом и поглядывая изредка на Перенель Дюбуа.

Перенель же никакого смущения не испытывала, и Гертруда отметила, как изменились её взгляд и манера держать себя за последние месяцы. Из белокурого ангела она превратилась в уверенную в себе ведьму, у которой уже многое за плечами. Вспоминая печальную историю влюблённости Перенель в Николаса Мэлфоя и последующие события, Гертруда в который раз напомнила себе, что перед ней ведьма, которая могла бы стать самой большой злодейкой нашего времени, переплюнув даже Горгону Блэк. Философский камень был у неё в руках, и отследить её после побега было не под силу никому. Но Перенель всё-таки вернулась, и вот она среди нас. И к тому же она — возлюбленная Зореславы Яги, чему Гертруда была теперь только рада. Судя по всему, Захария, некогда неравнодушный к Перенель, тоже перестал переживать по поводу этой неожиданной для всех связи, — его взгляд был полон любопытства, но не ревности.

Насколько яснее всё это читается в других, когда стихия наполняет тебя теплом, подумала Гертруда и вспомнила обнажённого Меаллана в водах утреннего озера. И где же этот Меаллан? Неужели всё-таки напился до беспамятства? Солнце уже село, а сумерки, наполненные шумом ветра и шелестом кружащихся осенних листьев, мягко окутывали поляну. Гертруда уже собиралась послать ему патронуса, как в небе появилась сильно виляющая метла, и ветер донёс голос Меаллана, распевающего весёлую песню на ирландском. Пока он спускался и приземлялся, избушка с ворчливыми скрипом и многими охами развернулась, дверь распахнулась, и Зореслава Яга, выпрыгнув из своего дома, подошла к костру.

— Ну что же, друзья любезные, все ли тут? — произнесла она, оглядывая собравшихся. — А где же принцесса наша шотландская?

— Будет позже. Если сможет, — коротко сказал Айдан.

— Вот оно что! Ну, нелегки дела королевские, это и пню понятно.

— Как тяжко монархом быть — ясно и пню: в какую-то вечно ты втянут… — попытался пропеть Меаллан, но Зореслава его оборвала.

— Друг наш поющий, ты полагаешь, что для того на тебя гейс наложили, чтобы ты напивался поперед батька в пекло?

— Какой батько, какое пекло?

— Ай, неважно. Я к тому, что гейс на тебе потому, что пить тебе и вовсе не стоит. Поскольку, напившись, начинаешь ты нести всякую ахинею.

— Не надо мне пить — то понятно и пню: какую-то сразу несу я…

— Меаллан! — смеясь, одёрнула его Гертруда. — Может, тебе стоит окунуться в озеро?

— Ну, если ты настаиваешь. Но я так старался…

— Да оставьте вы парня в покое, ишь набросились, как докси! — прогремел Тормод. — Лучше давайте уже и сами начнём, чтобы побыстрее стать, как он.

— А где Мэри? — спросила у Тормода Гертруда.

— Не будет её, — немного огорчённо ответил тот. — Она в Лондоне застряла, по делам…

— …шотландской короны, то ясно и пню, — вклинился Меаллан, и на этот раз его осадил сам Тормод, пригрозив наложить Силенсио, особенно, когда Меаллан начал выяснять, действительно ли эта Мэри Гамильтон существует или же является плодом их всеобщей фантазии.

— Холодно тут, — промолвила Перенель. — Не перебраться ли нам в хижину профессора Макфасти?

— Да уж переберёмся, — ответила Зореслава. — Только сначала вот что.

Она достала палочку и сказала «Репелло» — ветер тут же утих, и костёр, со всеми собравшимися вокруг него, словно оказался под магическим куполом. Далее Зореслава вытащила из-под плаща пучок трав и бросила его в костёр. Пламя вспыхнуло разноцветными искрами, и аромат разнотравья разлился в воздухе. Вдохнув его, Гертруда почувствовала лёгкое головокружение, а затем мысли прояснились, и витальность в её внутренней можжевеловой чаше вдруг взялась пузырьками. Стало весело и легко. Она заметила, что и с другими происходит нечто подобное: Захария распрямил плечи и перестал поправлять очки. Какие благородные у него черты лица, подумала Гертруда. Лицо Перенель пылало румянцем, а Тормод усмехался во весь рот, Меаллан же, казалось, протрезвел и смотрел на пламя с чем-то похожим на вдохновенное безумие, и даже Айдан перестал выглядеть удручённым. Зореслава тем временем шла по кругу мимо костра и выдавала каждому пучок травы. Гертруда взяла протянутый ей и вдохнула знакомый запах вереска.