Год со Штроблом

Вновь взял гитару в руки, принялся натягивать струны, пощипывать их, запел было даже какую-то песенку, но, бросив взгляд на Штробла, понял, что тот сгорает от нетерпения, желая рассказать о чем-то важном, и окончательно отложил гитару.

Штробл не был ни у монтажников главного блока, ни у себя в кабинете. После обеда он отправился в отдел главного технолога и прошелся с технологами по всем срокам, желая выявить скрытые резервы времени. Он разложил перед Шютцем эти промежуточные сроки по полочкам, Шютц едва успевал следить за ходом его мысли.

— Вы что, никак собрались уложить груз в центнер весом в коробку из-под ботинок?

— И уложим, — кивнул Штробл.

Он стянул с себя толстый свитер, бросил на постель — ему жарко.

— Погоди, еще не то увидишь, — сказал он и достал из внутреннего кармана ватника, висевшего на стуле, пачку бумаг.

Письма в управление, в «основу». Напечатанные на машинке требования прислать дополнительно квалифицированных рабочих, жалобы на недопоставку срочно необходимого оборудования. Предложение о проведении совещания с советскими товарищами, с четко сформулированными темами сообщений, которые вызваны новыми сроками сдачи отдельных объектов.

— Кречман, конечно, бросила меня на произвол судьбы, ушла с работы пораньше, — сказал Штробл. — Но мне удалось умаслить секретаршу начальника строительства. Тебе осталось только подписать.

Шютц углубился в чтение документов. Наконец поднял глаза на Штробла:

— Вот это мощь! — воскликнул он. — Вот это сила!

Потом взял протянутую Штроблом ручку и поставил свою ровную, без завитушек, подпись рядом с подписью Штробла. А неплохо оно, между прочим, выглядит, две подписи рядом: Штробл, начальник участка строительства, Шютц, секретарь парторганизации.

Позднее он позвонил Фанни.

— Послушай, — начал он. — Ты очень огорчилась?

— Да, очень, — ответила она.

А он, несмотря на ее ответ, облегченно вздохнул: теперь уже совершенно не важно, что она еще скажет, он по ее голосу понял, что с ней происходит. Она огорчена, она тоскует по нему, но нет в ее ответе ни упрека, ни непонимания.

— Тогда хорошо, — сказал он невпопад и сразу объяснил то, о чем умолчал в прошлый раз: — Знаешь, меня избрали секретарем парторганизации.

Подробности ни к чему. Теперь важно, что она ответит. Она помолчала, потом тихо, но очень отчетливо проговорила:

— Я примерно что-то в этом роде и предполагала.

И больше ничего.

— Мы справимся, — сказал Шютц и добавил еще: — Можешь не сомневаться.

«Не сомневаться? В чем? И кто справится — мы оба? Но иногда, случается, кто-то не справляется. Так было во все времена, так оно и сегодня. Вот Штробл и Эрика, например, — подумал он, и ему сделалось не по себе от этой мысли, — они не справились». Но что ему о них известно? О себе же и о Фанни он знает все. Фанни… В трубке слышен только чей-то далекий, абсолютно чужой голос — их разъединили.

Но она сказала ему «да», она не могла не сказать «да».

19

— Отнеси кофе советским товарищам, — бросил начальник пищеблока одной из девушек, проходя мимо в распахнутом белом халате.

Это был внушительного вида мужчина, постоянно отдающий какие-то распоряжения. Только что его видели на складе, минуту спустя он подписывал раскладки меню на сегодняшний день, а еще через минуту проходил упругим шагом мимо выстроившихся в стройные ряды котлов и жаровен. Начальнику пищеблока подчинялись повара, помощники поваров и мясники, салатчицы и вспомогательный персонал. Через пищеблок проходило ежедневно несколько тысяч порций еды. Словно на конвейере, на «улицах» пищеблока тушили мясо на ребрышках, жарили отбивные, варили свиные ножки и рыбу на пару. Все вокруг шипело, бурлило и клокотало — от одного приема пищи до другого, с утра и до позднего вечера, потому что и работавшие в ночную смену хотели получить горячие сардельки и бифштексы, жаркое и супы, они хотели пить чай или кофе — словом, подкрепиться, вдыхая щекочущие ноздри запахи, исходящие от кухни.

Все это контролируется начальником пищеблока, человеком с темными, слегка вьющимися волосами; ничто не ускользнет от его всевидящего ока. Ему недосуг объяснять каждой подавальщице, что и как именно она должна сделать, от сих и до сих. Даже и в том случае, если речь шла о кофе для советских товарищей. Подавальщица может узнать что к чему у широкобедрой женщины, которая как раз опускает большую металлическую сетку с сырыми яйцами в котел с кипящей водой, — та обязательно знает, куда нести кофе для советских товарищей.