Год со Штроблом

Шютц, брошенный у края танцплощадки, почувствовал, что корн все же разгорячил его. Стоило чуть запрокинуть голову, как лучи красного, зеленого и синего прожекторов сразу сдавались в один. Вспомнил, что когда он проходил мимо столика, за которым сидели Саша с Зинаидой, его угостили каким-то чертовски крепким напитком. «Значит, не от одного только корна», — эта мысль почему-то принесла ему облегчение. Штробла нигде не видно. Вера танцует с Виктором.

— Привет! — крикнул он школьнице, пролетавшей мимо него в объятиях офицера, и протянул руку.

— Ой, это ты! — воскликнула та и вместе с Юрием остановилась. — А мы тебя искали!

Они взялись под руки, втроем прокатились по наклонному желобу и, потолкавшись, очень довольные оказались в преисподней.

Невысокого роста крепыш матрос с ямочками на щеках обнял Шютца.

— Пойдем выпьем за наших детишек, — матрос поволок его к жаровне, жестами показывая, что они все имеете выпьют сейчас за его Ванюшку и за всех остальных детей.

— Ох, Олег, и хитрец же ты! — Шютц хлопнул его по плечу. — За твоего Ванюшку мы все выпили в день его рождения! Сейчас мы выпьем с тобой за моего… который еще будет! Знаешь, если родится мальчишка, мы тоже назовем его Ванюшей!

Над жаровней нависли целые грозди жаждущих и страждущих. К самой стойке они пробились с превеликим трудом.

— Четыре рюмки водки! — потребовал Шютц.

— Пять! — поправил его черный ангел.

Оказавшись рядом с Шютцем, он обнял его за шею.

— Я не могу не выпить, потому что меня бросили! Девушка в зеленом! — черный ангел замотал головой.

Шютц устроился за столом между Варей и Юрием. Володя прижался к плечу Вари и дирижировал указкой в такт звукам марша. Шютц поднял рюмку:

— За наших мальчишек, — и тут он вдруг вспомнил, что не поднимал еще тоста за Фанни, и сказал: — Нет, мальчишки подождут! Выпьем сперва за Фанни. Это моя жена! — и все выпили сперва за Фанни.

А потом до сыновей очередь так и не дошла, потому что к ним присоединились Виктор с Верой и предложили:

— Давайте вспомним всех, кого мы любим! — и Виктор чокнулся рюмками с Верой.

Шютц опрокинул в себя свою рюмку и подумал: «Интересно, спит ли Фанни?» Посмотрел наверх, на висевшие над баром часы. И увидел, как циферблат превратился в три круглых диска, а те — в плоские физиономии, которые, глядя на него сверху, ухмылялись: «Здесь не бьют и не дают сдачи, но здесь же выяснится, кто сильнее». Шютц с трудом отвел взгляд от них, огляделся, увидел друзей, правда, будто в тумане, рядом приглушенно звучали их голоса, смех, а высокие ножки табурета, на котором он сидел, гнулись под ним, как резиновые. Не наломать бы сейчас дров! Шютц встряхнулся, постарался сконцентрироваться, уставился как бы в одну точку, на Юрия, на морщинки у его глаз, на его русый чуб — и вот уже контуры стали отчетливее, вернулась острота зрения. Как приятно слышать знакомый, слегка хрипловатый смех Юрия.

— Ты мой друг, Юрий, — Шютц обнял его за плечи. — Ты мой друг, и поэтому я тебе скажу: я не пойду к Бергу! Я знаю, пойти стоило бы, но я к Бергу не пойду. Нет, не пойду. И знаешь почему, — Шютц вдруг развеселился, — потому что Вернфрид свою оплеуху заработал. Штробл тоже получил в ухо по делу, но Штробл мой друг. И ты, Юрий, тоже мой друг, — и Шютц похлопал Юрия, который стоял рядом с его табуретом, широко расставив ноги, по спине.

Юрий выпил еще рюмку водки, а потом ту, которую не сумел одолеть больше Шютц. Выпив, он утирал губы ладонью и произносил: «Хорошо!»

Шютц снова поглядел на часы: теперь циферблат уже не двоился и не троился.

— Три часа утра, Юрий, — сказал он. — Вот и новый день.

26

Около трех часов ночи в доме было непривычно тихо. Фанни не знала, от этого ли она проснулась или от чего другого. Первое, неосознанное ощущение: кровать рядом с ней пуста. В последнее время, особенно с тех пор, как она не работала во вторую смену, она часто просыпалась поближе к утру. Когда Герд был рядом, она поворачивалась на другой бок и сразу засыпала вновь. А одна подолгу лежала без сна. И ничего не могла с этим поделать.

Иногда вот что помогало: она представляла себе Герда, как он спит, лежа на боку и глубоко дыша. Представила себе его и сейчас, мысленно увидела его именно в эту минуту, в три ночи, в постели, отвернувшегося к стене. Протянула руку к кровати мужа — подушка была прохладной на ощупь.

Сон так и не пришел к ней, когда из квартиры этажом выше послышались шаги. Это сосед, его жена встает позже. Когда шаги затихнут, а во дворе зарычит мотор грузовика, будет половина пятого.

Потеряло всякий смысл говорить с соседом о том, что от шума мотора просыпаются все дети в доме и что это вообще не в порядке вещей ставить грузовик под окнами, будто это его собственная машина. Не помогло и письмо жильцов дома в автоинспекцию. По вечерам, чуть раньше или чуть позже, сосед подгонял грузовик к дому. Человек в семейной жизни предельно организованный и расчетливый, он тем не менее каждое утро подолгу разогревал мотор, прежде чем поехать на работу, — до остальных ему, как видно, дела нет.