Год со Штроблом

Шютц уже приблизился к двери, когда Берг окликнул его, а потом негромко, но очень внушительно проговорил:

— Если я еще раз узнаю о чем-то подобном…

И словно для того, чтобы Шютц не усомнился в том, что для Берга важно, а что нет, он уже на другой день появился в бригаде ДЕК головного бокса, поговорил недолго с Зиммлером, перебросился парой слов с Эрлихом, попросил Вернфрида объяснить, какие особые преимущества он лично видит в цикличной работе. Ни жены, ни детей у него нет, как он проводит свободные от работы недели? Читает? Копается в моторе своей машины? Девушки? У тех, кто прислушивался к их разговору, сложилось впечатление, что сам Вернфрид остался недоволен своими маловразумительными ответами. А Берг заметил:

— Что-то ничего определенного. Подумай на досуге… о досуге.

Остановился рядом с Шютцем; тот, поднявшись на леса, прикидывал, не начать ли ему еще до перерыва монтаж шлейфа, который завтра должны сваривать Вернфрид с Зиммлером.

— А ну, спустись-ка, — сказал Берг. — Все равно через две минуты перерыв на завтрак.

По дороге в закусочную «Штрук» Шютцу пришлось отвечать на вопросы Берга: как ему работается в коллективе, поддерживают ли его, причем не только члены партии? В чем он видит помехи, где инертность? И чем эти явления объясняет? Поинтересовался, как, по мнению Шютца, завоевывается авторитет.

— Но запомни раз и навсегда: авторитет авторитетом, а давить на других, диктовать свои условия мы здесь не позволим, такова линия партии. Ты, надеюсь, меня понял?

Шютц понял. Потом они долго обсуждали шансы фаворитов на предстоящем первенстве по настольному теннису. Берг любил этот вид спорта, знал всех зарубежных чемпионов по именам, хотя сам играл «прескверно», как он выразился.

— Я как-нибудь вечером загляну к вам, — сказал он. — Нет-нет, никаких объявлений заранее. С кем посидеть и побеседовать всегда найдется, это уж вы мне организуете. А потом сыграем в настольный теннис!

Расследование на «двухсотке» закончено, вскоре сообщил ему Берг. Виновник происшествия, тут Берг бросил на Шютца иронический взгляд, — некий юноша Удо Диттер. Показательно, что партийный секретарь о нем даже понятия не имеет! Берг с готовностью пришел ему на помощь:

— Невысокого роста крепыш, в очках с толстыми стеклами…

— Карл Цейсс! — вырвалось у Шютца.

— Совершенно справедливо: Карл Цейсс, — согласился Берг, свое прозвище он получил из-за большой диоптрии в линзах; такие очки только по спецзаказу на заводе «Цейсс» изготовляют.

Разгадка оказалась простой донельзя. Карл Цейсс с парочкой приятелей-юнцов валяли дурака по дороге к проходной после работы, балансировали на трубах — кто скорее добежит.

— А теперь не спрашивай, как это произошло! Карл Цейсс говорит, что инструмент упал у него из рук, а он, когда поднимал, даже не заметил, что натворил. Потом о случившемся пошли разговоры и пересуды, он испугался до смерти, но к этому моменту вы своими «передовыми» методами успели устранить повреждение. — Берг сдвинул очки на кончик носа. — Итак, я даю тебе двадцать четыре часа, чтобы ты поразмыслил, где вы допустили ошибку. Однако прошу продумать до конца, в чем ее причина, она, наверное, не только в действиях, но и в мышлении, не так ли? А потом выступишь на общем собрании, выложишь, что надумал. И смотри у меня, чтобы Штробл меньшим, чем выговор, не отделался!

После обеда в тот день на стройку с экскурсией приехали ветераны партии из «основы», и среди них Герберт Гаупт. На шестнадцать часов была назначена встреча в кабинете секретаря парткома. Узнав об этом, Шютц заторопился туда.

— Я тебя представлял совершенно другим, — сказал он Герберту Гаупту.

— Думал, увидишь старичка-боровичка, да? — мотнул головой Герберт Гаупт.

Широкоплечий, он был почти одного роста с Шютцем. Суковатой палкой указал на свою правую ногу:

— Перестала слушаться… после тридцати лет работы на стройке. Вообще я крепок, как старый дуб, а для работы на производстве, видишь, не гожусь. Ничего не попишешь… Зато на меня навалили дел — хватит и еще останется.

Они неторопливо пошли вместе к «Штруку», Герберт Гаупт опирался на палку. Ранние сумерки были мягкими, воздух напоен запахом хвои. В светлом еще небе над ними кричали гуси-гуменники. Они летели к воде.

— Будь ты ходоком получше, — сказал Шютц, — мы прогулялись бы до Боддена. Есть там одно местечко. Песок, выкорчеванные пни, дрок. Я под настроение ухожу туда, посижу, подумаю.

— Бери с собой Штробла, — посоветовал Герберт Гаупт, — ему даже больше других нужно, чтобы хоть на час-другой из головы выветрились мысли о стройке.

— Ты ведь его знаешь, вечно он занят. А сейчас, когда времени вроде бы полно, все, что связано с работой, притягивает его даже сильнее, потому что не к чему приложить руки.

А что до дрока, рассказывал Герберт Гаупт, его он впервые увидел только на этой стройке.