Год со Штроблом

— Дело в наших, а значит, в надежных руках, — говорил Штробл Шютцу, отпивая горячий кофе. — Навалились мы изо всех сил. Да еще четыре дня! Да, все смотрят на нас, и мы не можем позволить себе потерять темп! Но все это, по правде говоря, уже пройденный нами этап. Ударный участок сейчас — это монтаж бака высокого давления реактора. Посмотрел бы ты на наших молодцов — высший класс! Нет, ты в самом деле посмотри! Не беспокойся, от работы ты их не оторвешь. Их никто от дела не оторвет — ни опалубщики, ни шпаклевщики, ни Вера, ни ты, ни даже я, — и Штробл ударил Шютца по плечу, беря из рук Нормы телефонную трубку. Прислушался, кивнул, помрачнел и повторил: — Да, конечно, я понял. Сварщики из ДЕК прошли по помещениям со свежей шпаклевкой, да, да! Я не глухой! Материальный ущерб… Тринадцать тысяч пятьсот марок. Нет, вы послушайте, не тринадцать и не четырнадцать, а тринадцать тысяч пятьсот. Как точно подсчитали! Конечно, свинство… конечно, всыплю им, сегодня же… Это шпаклевщики, — сказал он Шютцу, положив трубку. — Они взялись за субботу вынести из двадцати боксов строительный и прочий мусор, оставленные рабочими инструменты, чтобы за воскресенье прошпаклевать и превратить в гладкую, легко моющуюся поверхность полы не в двадцати, а в целых двадцати девяти боксах. Им помогли строители. Короче, они свое слово сдержали, и могут этим гордиться. Само собой, что инструменты и аппаратуру монтажников и сварщиков они перенесли в помещения, где шпаклевка была завершена раньше. Но вместо того чтобы сложить сварочные аппараты в передних, они сложили их в задних боксах. Словом, утром сварщики своих аппаратов не нашли. Вечная дилемма, — устало закончил он. — Для одних что-то хорошо, а как оно обернется для других? Держу пари, сейчас нам оборвут телефон. А как ты думаешь? Не все же потопали как слоны за своими аппаратами по свежепрошпаклеванному полу, не у всех, в конце концов, мозги набекрень! Представляешь, какими словами нас поминают те, у кого по милости шпаклевщиков вынужденный простой!

— Уже звонили, — просунула голову в дверь Норма. — Вы же никому не даете слова сказать! — Вошла, открыла блокнот на нужной странице. — Вот, семь часов десять минут: сварщики жалуются, что не могут вовремя приступить к работе. Звонил Вернфрид.

— Еще бы! — Штробл потянулся за каской. Спросил Шютца: — Ты со мной?

Шютц успел обменяться несколькими словами с Нормой.

— Как отдохнул? — спросила она брата.

— Хорошо, — сказал он просто, но Норма поняла, что это больше, чем просто вежливый ответ.

Герд рассказал ей о Фанни и о детях, которых Норма почти не помнила. Но слушала она внимательно, ей словно позволили заглянуть в мир, бесконечно далекий от того, в котором живет она.

Потом она видела в окно, как брат со Штроблом прошли мимо березок и свернули за угол. Руки у Штробла успели загореть. «Ему бы сегодня надеть белую рубашку, — подумала Норма. — Было бы подходяще». И мысленно представила себе Веру в белом платье. Да, белое пошло бы к ее черным волосам и черным глазам. «И тогда они смотрелись бы вместе, — подумала Норма, — да еще как!» Сняла чехол с машинки, нервным движением заправила чистый лист бумаги.

Начал цвести дрок. Он пламенел справа и слева от тропинки в бывшем сосняке — его почти весь вырубили и выкорчевали, — которая вела к шоссе. На рябинах раскрылись белые зонтики. Прямо у них из-под ног шмыгнул в сторону зайчишка.

Когда Штробл объяснил, что изменилось на участке за три дня его отсутствия, Шютц сказал:

— Эрика написала нам из Минска. У Фанни такое ощущение, что Эрика к тебе вернется. Она считает, что Эрике, наверное, было необходимо пожить с тобой порознь.

Штробл наблюдал, как невдалеке бульдозер, опустив щит и громко урча, таранит кусты ежевики, цепкие корневища и пни. Шютцу он ничего не ответил.

— Ты знал, что она закончила дипломную работу? — спросил Шютц.

Штробл покачал головой. Тем временем они оказались на дороге и шли навстречу ветру, поднимавшему тучи пыли. То и дело приходилось сходить на обочину, пропуская идущие на большой скорости самосвалы и бетоновозы. Они подошли уже к главному зданию, и Шютц забыл, кажется, о своем вопросе, но Штробл вдруг проговорил:

— Из Минска, значит…

И вдруг в нем словно какой-то выключатель щелкнул: сразу вернулся к этой несчастной истории с зашпаклеванным полом и покрытием, которое кем-то испорчено, грозился лишить виновных премии и, с другой стороны, предъявить финансовые требования к смежникам, у которых хватило ума черт знает куда унести сварочные аппараты.

На участке Штробл первым делом остановился проверить, как продвигается работа у Эрлиха и Карла Цейсса, а Шютц подошел к Зиммлеру — тот помахал ему рукой. Оказалось, ничего особенного, просто Зиммлер закончил свой цикл, собрался ехать домой и хотел перед отъездом заплатить партвзносы. Достал из нагрудного кармана несколько купюр, отложенных заранее.

— У меня при себе ничего нет, — сказал Шютц. — Ни ведомости, ни печати. Я что, по-твоему, с собой их ношу? Заходи в обеденный перерыв в барак.

— А вдруг тебя там не окажется, что тогда, а?