Год среди каннибалов. Северо-Западная Амазония

Индеец настолько лучше приспособлен к жизни в лесу, чем европейский путешественник, что и сравнивать нет смысла[269]. В джунглях он великолепен. С самого раннего детства его учили наблюдать и замечать. Однажды индеец остановился и сказал мне, что, когда солнце находилось в определенном положении, то есть полчаса назад, этим путем прошли семь человек, несущих тапира, который был убит, когда солнце находилось в другом положении Животное было поймано далеко отсюда, и, судя по весу ноши, это тапир. Он внимательно осмотрел лист с каплей запекшейся крови и указал на следы на земле, по которым определил количество путников и пройденное ими расстояние. Прошедшие здесь мужчины были изможденными, он понял это по тому, как пальцы ног отпечатались в земле. По сломанной веточке или выделившемуся растительному соку индеец может узнать, когда в этом направлении последний раз прошел человек. Мне он сказал, что это было десять минут назад, и указал на лист. За десять минут до этого начался дождь, и лист, перевернутый ногой идущего, был мокрым с обеих сторон. Индейцу достаточно одного взгляда, чтобы понять, какие здесь проходили животные и когда. Более того, он интуитивно чувствует, куда направилась добыча, ему даже не нужно идти по следам, чтобы ее отыскать. Однако, каким бы внимательным наблюдателем ни был индеец, его охотничьи байки настолько преувеличены, что превосходят самые дерзкие фантазии Мюнхгаузена.

Когда туземец ищет путь, он определяет время и расстояние по солнцу. Если на него не нападет враг, он найдет путь домой откуда угодно. Индеец всегда передвигается по лесу трусцой и может преодолеть 50 миль на одной коке. Он обладает врожденной способностью ориентироваться в пространстве и с детства совершенствует ее благодаря постоянной и разнообразной практике. Умение ориентироваться по небу, наветренной стороне деревьев, полету птиц и миграционным маршрутам животных (и прежде всего благодаря интуиции, которая сильнее любого суждения) – это вопрос жизни и смерти, причем не единожды, а постоянно. Выживают наиболее приспособленные, остальных лес не щадит.

Внимание к деталям и точность вновь приходятся кстати, когда индеец отправляется на охоту. Его добычу ждет верная, но не совсем мгновенная смерть от крошечного отравленного дротика, метко выпущенного из духовой трубки. В птиц он запускает стрелы с тупым наконечником, которые оглушают их, не повреждая оперение. Видимо, птицы погибают от шока. Пронзенные дротиком или стрелой, они могут еще немного пролететь, прежде чем упасть. Я много раз наблюдал за тем, как индейцы, охотясь на дичь, подстреливают одну птицу на дереве за другой, запоминают, где упала каждая из них, и в конечном итоге находят всех, несмотря на густые заросли. Путешественник может лишь смотреть и удивляться.

Духовые трубки индейцы берут с собой только на охоту. Это оружие для погони, а не для войны. Большинство индейцев сами делают духовые трубки, но бара, которые не охотятся и не ловят рыбу, выменивают их у других племен. Изготовленные местными племенами духовые трубки (obidake у уитото, dodike у боро) тяжелее, чем у индейцев, живущих севернее[270].