Год тигра и дракона. Осколки небес (СИ)

   - Много ты в дирижаблях понимаешь? Думаешь, у нас там... - Таня махнула куда-то в сторону. - Думаешь, медом намазано? Думаешь, свобoдные люди ходят по вольной земле? Держи карман шире! - воскликнула она запальчиво. – Так там и ждут её с китайчонком в подоле! Из-за тебя всё!

   Ей хотелось то ли выпить еще этого гадкого зелья, дарящего недолгое забвение,то ли всласть прорыдаться,то ли вообще спеть. Но Тьян Ню не сделала ни того, ни другого, ни третьего. на утерла пьяные слезы подолом и сказала, глядя на древнекитайского зятя волчицей:

   - Из-за тебя, лохматый злодей, мне теперь выбирать между сестрой и мужем, так и знай! И мне худо теперь. У! Словами не передать, как мне худо. Что прикажешь делать? Не знаешь?

   Хань-ван пялился на не на шутку разошедшуюся Небесную деву и отвечать на вопросы не спешил, чем Таню чрезвычайно расстроил.

   - Мoлчишь, да? Как я буду без Люсеньки, не знаешь? Дирижаблей ему захотелось, – проскулила она жалобно-прежалобно. - Эх! Ничего ты не знаешь. А еще императором называешься.

   Лю во время этой обвинительной речи вздыхал и моргал, а потом вдруг обхватил ее, прижал и уткнулся лбом в плечо, виновато засопев.

   - Какая же я сволочь, - всхлипнул будущий император, орошая слезами ханьфу небесной девы. - Прям тошно... Ты уж прости мея, сестрица. Ты ж добрая... Прости, а? Но... – Лю отстранился и молвил неожиданно трезво и даже зло: - Но к Сян Юну я тебя не отпущу. Пока не отпущу. Потому что ты - это все, что у меня осталось. А моя Люси - это все, что осталось у него. Так-то вот. Выпьем?

   - Резонно, - согласилась Таня. – Выпьем.

   27 – стихи авторов, подражание древнекитайским песням.

   Сян Юн и соратники

   Под Чэнгао, куда отступили войска чжухоу, армия Сян-вана простояла ровно столько, сколько понадобилось, чтобы чусцы допили до последней капли захваченное в Инъяне рисовое вино. И так как с закуской покончили ещё раньше, а обозы с провизией подходили нерегулярно,то скорое взятие города оказалось под сомнением. Надо было что-то решать, причем срочно.

   После нескольких бессонных ночей, злой точно бешеный тигр, Сян Юн собрал всех своих военачальников на совет.

   - Есть два выхода, – заявил он и для наглядности показал два пальца. - Либо мы берем сходу Чэнгао, либо я отправляюсь в лянские земли, ловлю поганца Пэн Юэ и восстанавливаю снабжение. На умиротворение Лян у меня уйдет примерно дней пятнадцать. Что будем делать? Думайте очень быстро.

   И посмотрел при этом прямиком в глаза старшему командующему – Цао Цзю, назначенному на высокую должность за крутой нрав и отчаянную храбрость.

   - Чэнгао нам пока не по зубам, – честно признался тoт.

   - Хорошо, - Сян Юн так громко хлопнул ладонями по подлокотникам кресла, что кони стали рваться с коновязи. – Тогда просто оставайтесь на месте, не ввязываясь в сражение, даже если ханьские командиры охрипнут, вызывая вас на бой.

   Владетельные князья, завидющими глазами глядевшие на богатства Пэнчэна,так стремительно, один за другим, встали под красные знамена Лю Дзы, что их силы можно было смело именовать армией Хань. Впрочем, когда побеждало Чу, часть чжухоу бежала к Сян-вану, и напротив, стоило его войску проиграть битву – они тут же клялись в верности Хань-вану. Короче, верить нельзя было никому, да, собственно, ван-гегемон и не собирался.

   Поэтому, заняв Вайхуан и ещё шестнадцать городов, он приказал рубить головы всем командирам и военачальникам. Всем, кроме простых солдат. Жаль только, что лохматой головы поганца Пэн Юэ среди отрубленных не oказалось. Тот ушел на север. Гнаться за ним Сян Юн сначала счел ниже своего достоинства, а потом ему cтало не до бывшего командир городской стражи.

   Из-под Чэнгао примчался гонец с дурными вестями. По его словам, ханьцы несколько раз вызывали чуское войско на бой, но oтряды не покидали укреплений.

   - Старший командующий твердо держался приказа вана-гегемона, – рассказывал солдат, преклoнив голову у сапог государя.

   - га. Ну молодец он. И что же случилось дальше?

   - Тогда ханьцы послали своих воинов, чтобы хулить и позорить наших людей.

   Шесть дней воздух над Чэнгао звенел от замысловатых оскорблений, пока терпению горячего Цао Цзю не пришел конец. Он взбесился и стал переправлять войско через Сышуй.

   - Только половина войска успела переправиться, - продолжал дрожащий гонец. - И тут внезапно апали ханьцы и нанесли нашей армии жестокое поражение. Захватили много лошадей и оружия.

   - Хм... А что же старший кoмандующий Цао Цзю? - спросил Сян Юн, звонко хрустнув костяшками пальцев, разминая их перед тем, как пустить в ход меч.

   - Он и старший помощник Инь совершили самоубийство, перерезав себе горла на речном берегу, - всхлипнул паренек и закрыл заплаканное лицо ладонями.

   - Ли Лунь! Серого седлай! - приказал Сян-ван. - Возвращаемся... Вот ведь паразиты, ничего нельзя поручить, никакого, даже самого простого дела, доверить. Что за люди такие?