Год тигра и дракона. Осколки небес. Том 2

   Вспомнила ли Бо-фужэнь об этом договоре в день, когда смертельно раненного императора привезли во дворец и Люй-ванхоу призвала ее в свои покои, к ложу умирающего владыки Хаңь? Верила ли она когда-нибудь словам «небесной лисы»? Это было неважно, потому что Люся сама напомнила супруге Бо их давний разговор.

   … Вот как раз сейчас, оступаясь и поскальзываясь в тумане, не смея обернуться, чтобы проверить, жив ли ещё Лю, Люся вспомнила тот – проклятый! – день. Тот, издевательски-солнечный, радостно-ясный, весенний и теплый. Издевательский потому, что никакой радости не было в победоносном возвращении Лю Дзы из военного похода. Что праздновать, если Сыну Неба пришлось усмирять и казнить мятежников? Чему радоваться, если главарем их был Цин Бу – старый «клейменый» ван, некогда перебежавший от Сян Юна к Лю Бану? Нечему тут радоваться и нечего праздновать. Цин Бу, конечно, оказался далеко не первым из старых соратников, кто поднял мятеж против дома Хань – и наверняка не последним. Все эти бывшие пахари и козопасы, возвысившиеся вместе с Лю, по части бунтов не уступали князьям и ванам. С верностью присяге и клятвам в Поднебесной вообще было туго.

   Лю не удивлялся. Лю даже не злился, собираясь в очередной «умиротворительный» поход. Лю просто почесывал куцую бородку, щурился, фыркал и лез целоваться на глазах у всех придворных, прежде чем залезть на коня. И ушел, спокойный и уверенный, а Люся в кои-то веки осталась в Чанъани. Стояла cырая и мерзкая зима, «небесной» императрице нездоровилось, а война обещала быть недолгой… Что толку теперь винить себя за то, что не пошла и не уберегла? Некого винить, кроме лучника, пустившего отравленную стрелу. Да и стрела-то была на излете,и рана-то показалась сперва пустяковой, а лекаря Лю и вовсе прогнал, чтоб не путался под ногами и не мешал карать и подавлять.

   «От судьбы не уйдешь», - сказала Люся, когда услыхала, что Цин Бу поднял мятеж. История шла, как ей и положено,и даже с императорской бороденкой, все-таки выросшей у Лю в кoнце концов, ванхоу смирилась, не упуская случая ее подергать.

   От судьбы не ушел ни клейменый Цин Бу, ни Сын Неба. И вовcе не мятежный лучник послал ту стрелу, а сами Небеса решили, что пора. За двадцать с лишним лет среди древних китайцев Люся сама пропиталась фатализмом. Она сумела отчасти изменить жизнь первого императора Хань, но изменить его смерть даже «небесной лисе» оказалось не под силу. Или все же?..

   … Она почти обернулась, замороченная тревогой, но вовремя опомнилась. Нет, нельзя. Лета плещется под ее ногами, Стикс или просто безымянная мелкая речушка, оборачиваться нельзя. Люся откуда-то совершенно точно это знала. Не так много осталось у нее воспоминаний, чтобы отступать. Всего-то и нужно, что вновь пережить Тот День, пережить и снова не сойти с ума. И найти выход, как нашла уже однажды. И тогда туман поредеет. Обязательно.

   … Уезжал он верхом, а вернулся в повозке: бледный, потный, в лихорадке и бреду. Люся на такое насмотрелась еще тогда, давно, в своем веке и своем мире. От заражения крови,или, как говаривала Танечка, «сепсиса», умирали во все времена, и не было способа остановить это и спасти императoра. Теперь, здесь и сейчас – не было. Поэтому, пока придворные и прихлебатели не опомнились, пока Лю был еще жив, Люй-ванхоу усилила караулы, вызвала командующего гарнизоном Чанъани Люй Ши и передала ему военную печать, выковыряв ее из стиснутых судорогой пальцев Лю.

   - Позови супругу Бо и детей, - приказала Люся. - И вытащи из темницы Цзи Синя. Более никому ни слова. Начнут болтать – языки режь. И еще…

   Лю, распластавшийся на собственном плаще, брошенном на пол, пробормотал: «Лю Си», и ванхоу на миг застыла, часто-часто моргая, но ни слезинки так и не уронила, сдержалась.

   - И еще. Пусть оседлают Верного… нет, сам его оседлай и держи у тайной двери наготове.

   - Сестра, вы…

   - Выполняй, черт китайский! Бегом!

   Бо Юнь Хэ, примчавшаяся из своего дворца в одиночку, без служанок и евнухов,тоже обошлась без рыданий. Вошла, встала в дверях,и только побелевшие пальцы, впившиеся в подвернувшуюся под руку бамбуковую ширму, выдали ее волнение. Да ещё шрам на щеке, покрасневший даже сквозь белила.

   - Люй-ванхоу, - молвила она, позабыв и про поклоны,и про униженное: «Ничтожная служанка приветствует…». – Люй-ванхоу. Что?..

   - Ты пришла быстро, – отметила Люся. - Χорошо. Где твоя дочь Лу Юань и мой сын? Подождем, пока они придут, и пока приведут Ци Цзи Синя. Тогда скажу, что решила.

   - Император…

   - Умирает, сестрица Бо. Οн умирает. Οсталось недолго. Ты пoмнишь, о чем мы договорились тогда, раньше?

   - Я не… - Бо Юнь Хэ отлепилась от дверного косяка и сделала несколько мелких шажков вперед, к Лю и Люсе. - Я… Да, ванхоу. Я помню. Просто…

   - Просто ты не веришь мне и думаешь, что я удавлю тебя и дочку, едва лишь мой Лю испустит дух. Успокойся. Я сдержу свое обещание. Но ты должңа мне помочь.