Год в гареме Дубая. «Золотая клетка»

Арабы не носят носки, ну разве что в «жуткие» морозы, когда всего 20 градусов выше нуля.

На ногах обычно кожаные шлепанцы, а надевать их с носками неудобно.

Как вы думаете, сколько шлепанцев у «нормального» локала?..

Их даже не моют – сразу выбрасывают, потому что намокшая, а потом высушенная кожа будет жесткой. В результате на стройках можно встретить чернорабочих, получающих гроши, в дорогущих кожаных шлепанцах, правда, основательно покоробленных.

К европейскому костюму локалы надевают и носки, и отменные туфли согласно последнему писку моды и от лучших дизайнеров обуви. И такие туфли выбрасывают только в случае выхода их из моды, то есть тоже часто. Куда выбрасывают, не знаю, филиппинцев в кожаных туфлях не видела.

На крыше меня в покое тоже не оставили. Когда после первого же плэнера среди разложенных фиников пришло время спускаться, оказалось, что лестницы просто нет, ее сбросили! Оставалось прыгать или звать на помощь. Я понимала, что из-за каждого куста за мной следят насмешливые глаза, так и ждут, чтобы поиздеваться.

Прикинула высоту – вполне преодолимо, можно повиснуть на руках и прыгнуть, но что делать с карандашами? Будь внизу песок или трава газона, они смягчили бы удар, но там утрамбованная земля. Карандаши можно ронять только один раз, после этого точить их будет бесполезно, даже самый жирный грифель легко ломается при ударе. А у меня с собой ничего, во что можно бы завернуть.

Пришлось оставить папку и карандаши на крыше, а самой повиснуть на руках и спрыгнуть. Лестницу я подняла, хотя и с трудом, приставила обратно, залезла снова и спустилась со своим сокровищем.

И что теперь, не лазить на крышу? Но терять такую возможность побыть в стороне от остальных, жалко. Рисовать в шатре, куда то и дело кто-то входил со своей болтовней, невозможно.

Я вспомнила о пальме. Она росла близко к зданию, значит, по ней можно попробовать спуститься.

На следующее утро папка с бумагой и завернутые в ткань карандаши лежали в сумке за моей спиной. И когда лестница оказалась не только сброшена, но и оттащена в сторону, я попыталась спуститься по стволу пальмы. Делают же это сборщики фиников, значит, и я смогу. У меня с детства воспитан японский принцип «могу – не могу», я все могу.

– Менталитет японца:

– Если это может сделать кто-то другой, значит, это могу сделать и я.

– Если этого не может сделать никто, значит, я просто обязан это сделать. И сделаю!

Менталитет араба:

– Если это может сделать кто-то другой, вах, пусть он и делает!

– Если этого не может сделать никто, то почему должен пытаться я?

Не знаю, как японцы, но про арабов верно, араб действительно не станет делать того, что может не делать.

С точки зрения европейца это лень, а для араба – сохранение жизненной энергии.

Не знаю, как это выглядело со стороны, но я предпочитала окно своей спальни двери в шатер, каталась на лошади и залезала на крышу по стволу финиковой пальмы.

Лиана попыталась поднять меня на смех, мол, это очень женственно!

В ответ я посоветовала сбросить десяток-другой килограммов, чтобы задница проходила в окно, а лестница не развалилась от тяжести, и тоже попробовать мой способ передвижения. Это было не совсем справедливо, у Лианы если и имелись лишние килограммы, то располагались исключительно приятно – действительно на бедрах (при тонкой талии) и на груди. Но женственность какая-то рыхлая, я такую не люблю. Сауд, наверное, любит, если приезжает к Лиане.

Стоило нам с ней встретиться у фонтана или бассейна, как начиналась пикировка, за которой внимательно следил весь гарем. Внешне все поддерживали Лиану или делали вид, что поддерживают, ведь я временная, завтра могу уехать, а она останется.