Год в гареме Дубая. «Золотая клетка»

Сауд ничего не стал говорить, просто позволил полюбоваться, и я была ему за это благодарна.

Солнце наполовину опустилось за дальний бархан.

– Пойдем, скоро станет темно.

Когда шли к машине, он поинтересовался:

– Красиво?

– Фантастически!

– Я говорил, что пустыня самое красивое место на Земле.

– На Земле красиво все, во что не вмешался человек.

Сауд изумленно уставился на меня, а потом расхохотался, садясь в машину:

– Твое упрямство не поддается описанию. И хорошо, что тебя не слышат в Дубае!

– Дубай великолепен, но он… он искусственный. А вот это, – я обвела рукой вокруг, – настоящее. Оно до нас было и после нас будет.

Сауд лишь кивнул.

Он не стал высаживать меня на углу, проехав к воротам, но поинтересовался:

– Ты рисовала?

– Да! Спасибо тебе.

– Покажешь?

– Если хочешь.

И снова кивок в ответ. А еще говорят, что арабы словоохотливы и любят выражаться цветисто!

Своим появлением мы изумили всех, конечно, не столько Сауд, сколько я, вышедшая из его машины.

Лиана окинула меня бешеным взглядом и бросилась к Сауду, воркуя:

– Как я соскучилась…

Я понимала, что нужно поскорей уйти в свой шатер, но Сауд все решил сам, он поцеловал Лиану в висок и приказал:

– Иди к себе, я позову, – и тут же окликнул меня: – Амаль, ты обещала показать рисунки.

В шатре я достала папку и подала ему:

– Вот.

Реакция была непонятной, Сауд перебирал листы с удивленным видом, потом хмыкнул:

– У тебя своеобразное чувство юмора.

– Что?

Поняв, что что-то не так, я заглянула в рисунок, потом схватила второй, третий… Везде женским лицам пририсованы усы и борода, а мужские щедро украшены «стрелками» у глаз и помадой на губах, причем помадой настоящей.

Я едва не со слезами на глазах отшвыривала лист за листом. Я могла простить пакости, сделанные мне, но портить мою работу!

Когда дошло до рисунков лошадей, Сауд остановил меня. Вредители не придумали, что пририсовать здесь, или просто не хватило времени. Наверное, обнаружь я испорченными и эти листы, взорвалась бы и бросилась раздавать тумаки налево и направо. На мое счастье не пришлось.

Сауд внимательно рассматривал каждый рисунок, отложил два:

– Я возьму это.

И снова тон приказной. Он хозяин.

– В Дубае НЕТ НАЛОГОВ. Государство зарабатывает на другом – лицензиях, разрешениях, тоннах бюрократических бумаг, которые требуют от экспатов.

За год получается немалая сумма, но, во-первых, экспат платит добровольно (никто же не заставляет получать водительские права или покупать лицензию на право приобретать алкоголь, например), во-вторых, это касается экспатов, но не локалов. Если приезжим не нравится, так скатертью дорога.

Не уезжают, значит, терпимо…

…В тот же вечер в шатер принесли шкаф, больше похожий на сейф, поставили в углу гостиной, и Раиса подала мне ключ:

– Прячь свои шедевры, чтобы до них не добрались.

Я взяла стопку испорченных портретов и подала ей:

– Это прятать я не буду. Раздай их тем, кто испортил.

Конечно, она не взяла.

Когда вечером большинство по привычке собралось у фонтана, я вышла туда и положила рисунки на бортик, громко объявив:

– Испорчено не мной!

Лианы у фонтана не было, в то время как ее верная свита на месте. Это означало одно: Сауд исполнил свое обещание позвать красавицу в свой шатер.

– Хочу домой! – объявила я сама себе. – И пошли все к черту!

Оставшись одна, я впервые в жизни нарисовала карикатуру. Это действительно даже не шарж, который создают с любовью и иронией, а злая карикатура на Лиану – преувеличенно пышная грудь, один глаз полностью закрыт нависающими волосами, ресницы второго торчат словно метелки, губы выпячены.

Лиана наклеивала слишком длинные и густые ресницы, которые разве что не шуршали при движении век, и губы старательно выпячивала, чтобы выглядели более пухлыми. Это портило ее внешность, но кто мог подсказать самоуверенной красавице? Настоль опасный для жизни поступок мог решиться только один человек, но ему, видно, нравилось.

Я разочаровалась во вкусе Сауда и твердо решила завтра же попросить вернуть меня на место, то есть, на улицы Дубая.

Но на следующий день поговорить не удалось.

С рассветом я привычно отправилась на прогулку на Амаль. Лошадь любила наши поездки, я позволяла ей двигаться с той скоростью, какая нравится, а обратно мы обязательно часть пути шли медленным шагом, я гладила красавицу по шее, рассказывала ей, как хорошо в России, как бы ей там понравилось… Говорила по-русски, но мне казалось, что Амаль все понимает. Верно говорят, что с животными может разговаривать любой и на любом языке, они способны общаться на уровне эмоций.