Конечно, в больших городах сейчас это не проблема, левшей развелось пруд пруди, но я выросла в маленьком, потому ложку держала правой рукой и писала тоже ею. А вот рисовала левой, тут мои владения, тут меня не переспорить.
– Какая разница?!
Асият опустила глаза.
– Левая рука нечистая.
Господи, на дворе третье тысячелетие, а кто-то требует, чтобы я держала чашку с кофе только правой!
– Асият, я же не мусульманка! И я совсем не боюсь, что ты проговоришься. Я тебе верю, ты лучше многих здесь.
Она только кивнула в ответ.
Внутри родилось очередное «хочу домой!». Пусть в съемной комнате с соседками, жутко воняющими кислым молоком, которым они моют волосы, но там, где никто не диктует, какой рукой брать хлеб. Я отработаю все свои долги дома, буду рисовать день и ночь, мыть полы и даже торговать на рынке вместе с соседками по квартире, если придется, но выберусь из долговой ямы в Москве, а не в сказочной стране с дурацкими порядками и правом держать людей взаперти в пустыне вопреки их воле.
Это было не совсем так, никто меня взаперти не держал, привязывали больше черные глаза Сауда, чем удаленность оазиса от остального мира. Вопреки своей воле я ревновала Сауда к Лиане, хотя не имела на это никакого права.
Неспособность справиться с собой, со своими чувствами вызывали досаду. Я не красавица, до Лианы и многих других мне просто далеко, но, будь я неземной красоты, Сауд оставался бы далеким. Долго ли можно прожить в гареме даже Лиане? Пройдет время, и она приестся, найдут другую… Наложница, любовница – это не жена. У мусульман и жена-то не на всю жизнь, а уж такие, как окружающие меня девушки, и вовсе на минутку.
Убеждала себя, приводя разумные доводы, и понимала, что очень хочу, чтобы эта минутка случилась и в моей жизни. Это желание заставляло оставаться в оазисе, даже не настаивая на своем возвращении в нормальный мир.
Раздвоение личности никогда и никого до добра не доводило, я частенько бывала мрачной, хотя делала все, чтобы никто этого не заметил. Уходила на свою крышу, рисовала, в том числе Сауда, а потом переделывала рисунки так, чтобы никто не узнал его черты. Глупо! От отчаянья хотелось домой еще сильней, но я тянула и тянула с серьезным разговором, понимая, что должно произойти что-то очень серьезное, чтобы решиться.
Произошло, причем одно за другим.