Год в гареме Дубая. «Золотая клетка»

– Даже если не поверит сейчас, потом ему будет легче принять правду. Она же в твою пользу, зачем ты скрываешь?

Я поняла, что она права, от Сауда скрывать не стоило ничего. Он мог бы поселить меня в той квартире, оградить от Мозы и Фатимы, но главное – он сам бы не переживал. Я понимала, каково это гордому мужчине, да еще и приведшему женщину в дом из гарема, услышать, что ее ребенок не от него.

Решила последовать совету Раисы, но ничего не вышло.

Это был кошмарный разговор, вернее, ссора.

Вместо того чтобы держать себя в руках и как можно спокойней и ласковей постараться донести до него всю информацию, я взорвалась – не выдержали постоянного напряжения нервы.

Я даже не помню, в ответ на что заорала:

– Черт побери! Почему я должна все время оправдываться в том, чего не делала?!

Первые два слова были произнесены по-русски. Это привело Сауда в ярость, он взорвался в ответ:

– Что ты произнесла?! Что произнесла ты, мусульманка?!

Тут я допустила вторую ошибку, также машинально взмолилась:

– Господи, да я не подумала, что говорю! Я устала от…

Договорить не успела, потому что, держась за щеку, отлетела от его удара на постель.

Сауд зашипел мне в раскрытые от ужаса глаза:

– Ты так и не стала мусульманкой! Лживая дрянь, обманула всех – не только меня, но и имама! Прикинулась мусульманкой, но даже пост не соблюдаешь?

Я действительно пила воду днем в Рамадан, но ведь беременным разрешено некоторое послабление…

– Своего шайтана поминаешь и своего бога в свидетели в моем доме зовешь?!

Мой любимый человек, который совсем недавно был готов жениться на мне против воли семьи, теперь также готов задушить меня собственными руками, только заподозрив в нарушении религиозных запретов. Я многое могла бы возразить ему: разве они с Рашидом не нарушали законы в гареме? Разве мало тех, кому это и в вину не ставится?

Но все возражения вылетели из головы от ужаса, потому что Сауд произносил страшные слова:

– Я готов был простить тебе чужого щенка в твоей гнилой утробе, но простить оскорбление веры моих предков никогда! Не удивлюсь, если ты хранишь свой крест где-нибудь, как о тебе говорили.

Он метнулся к двери, я понимала зачем – сейчас позовет женщин, чтобы обыскали комнату. Они найдут крестик, выбросить который у меня не поднялась рука, а отдать так и не собралась. Моя вина, но разве столь сильная?

Забыв о боли в начавшей распухать щеке, я бросилась к комоду, где в боковом ящичке лежал крестик. Взять его успела, а вот перепрятать нет, только отскочила к зеркалу, якобы разглядывая свое отражение.

В комнату вернулся Сауд с Бушрой и парой особо рьяных родственниц. На шум сбежались еще женщины.

Они галдели по-арабски, я ничего не понимала, но по тому, как Бушра сразу полезла в комод, я поняла, что она точно знала о месте нахождения тайника. Прозвучало слово «обыск». Это означало мою гибель. Сауд не мог, да и не желал заступаться, напротив, человек, ради которого я отреклась даже от самой себя, сейчас отдавал меня на растерзание только за то, что произнесла не те слова.

Я стояла, сжимая крестик, и думала о том, что меня просто убьют, когда перевернув всю комнату, обнаружат крестик в моем кулаке. Они не фанатики, но такого не простят. В Саудовской Аравии меня по приговору шариатского суда просто забили бы камнями, здесь не Саудия, камней не будет, но и прощения тоже. Сауд разведется со мной раньше, чем я успею выйти из этой комнаты, а брошенная жена без родни никто, у нее нет защиты против обвинений в измене и прелюбодеянии.

И вдруг я почувствовала, как мой кулак осторожно разжимают. Салима тоже пришла в мою комнату, встала так, чтобы никому не было видно мою руку, и просто забрала из нее крестик.

Немного постояла, наблюдая творящуюся вакханалию, покачала головой и вышла, словно не в состоянии видеть все это. В это время появилась Махасин, потому на Салиму не обратили внимания, ушла и ушла.

Обыск шел по всем правилам, любая полиция могла позавидовать. Главное – женщины знали, что искать. Я обратилась к Сауду:

– Что они ищут?

Он не успел ответить, ко мне подскочила старая ведьма Хайя и, грозя скрюченным пальцем перед носом, выкрикнула:

– Крест у тебя хранится! Неправоверной осталась?!

Я отшатнулась от нее, потом невольно оттолкнула:

– Глупости!

Она заверещала так, словно я ударила ее. Орала, брызгая слюной:

– Найду – убью!

Махасин, поморщившись, вышла, но моя экзекуция не закончилась. Поняв, что ей никто не может, а, главное, не хочет помешать уничтожить меня, Хайя взвыла:

– Ее надо обыскать, на ней этот символ!

Сауд стоял и смотрел. Неужели он готов отдать меня на растерзание этой ведьме?! Внутри что-то сломалось, что-то главное, что восстановлению не подлежит.

Я не допустила, чтобы они меня раздели, без команды расстегнула кхандуру, сбросила с плеч и на пол. Взялась за тонкую нижнюю сорочку. Все это, не спуская глаз со стоявшего молча Сауда.

– Тебе это нравится?

Он выскочил за дверь.

Женщины ничего не нашли, Хайя снова скомандовала, чтобы облазили все закоулки в комнате:

– Спрятала, ведьма! Ищите!