– Иммануэль, прошу тебя, – окликнул ее Эзра усталым, смирившимся тоном. – Все уже кончено. Перестань.
Иммануэль пропустила его слова мимо ушей. Она продолжала бежать за ними, путаясь на бегу в подоле своего платья.
– Ты деспот! – она следовала за пророком по пятам, буквально задевая его пятки носками своих туфель. – Ты лжец! Ты безумец! Ты же обещал мне, что с ним все будет в порядке, – она схватила его за рукав и дернула на себя так сильно, что порвала бархат. –
Тогда пророк развернулся к ней, отвел руку и наотмашь ударил ее по лицу. Иммануэль упала, налетев на скамейку поблизости. У нее закружилась голова, и когда Эзра в очередной раз выкрикнул ее имя, его голос звенел у нее в ушах.
– Мы же договорились, – простонала она, поднимаясь с земли. Перед ее глазами поплыли тени. Она почувствовала во рту вкус крови. – Ты обещал.
Пророк уставился на руку, которой ударил ее, словно не мог поверить в то, что только что совершил, в то, что она заставила его совершить.
– Я и выполняю свое обещание. Я сказал, что не причиню ему вреда. Вот почему я собираюсь освободить его душу и избавить от вечных мук адского пламени.
Иммануэль попыталась подняться на ноги, но пошатнулась.
– Ты дал мне слово.
– Мое слово – это Писание, а Писание требует искупления кровью.
С этими словами Пророк еще раз кивнул стражникам, и те, поняв приказ, поволокли Эзру к подножию ближайшего костра. Его сапоги чертили на земле длинные следы. У самого костра стражники схватили его за руки и подтолкнули вперед, морщась от пламени, которое взвивалось и ревело перед их лицами.
Огонь лизнул Эзру в спину. Он вскрикнул от боли.
Иммануэль поняла теперь, что пророк и не думал спасать сына. Свою шкуру он всегда ценил дороже всего остального, и за ее спасение готов был даже бросить родного сына в пламя костра и смотреть, как тот сгорает заживо.
Пророк повернулся лицом к пастве.
– Грехи должны искупаться кровью и сожжением. Это наш самый древний и самый важный закон. Кровь за кровь. Прах к праху. Этого требует от нас Отец, и это мы дадим ему сегодня.
– Тогда возьми меня.
Никто не услышал ее за ревом очистительного огня.
Когда Иммануэль повторила свои слова во второй раз, она уже кричала.
Стражники отпустили Эзру, и тот упал на колени, глухо стукнувшись о землю. Его рубашка дымилась, уже опаленная прикосновением пламени.
И Иммануэль отчетливо поняла, что просто обязана с этим покончить. Либо она будет действовать сейчас, либо не будет вообще.
Она зашагала вперед, проходя мимо Пророка.
– Я предлагаю себя в качестве жертвы. Мою жизнь в обмен на жизнь Эзры.
В ответ на это не раздалось ни свиста, ни воплей, ни проклятий. Все гости до единого – мужчины, женщины и дети – сидели молча и неподвижно, как изваяния на кладбище.
Все, кроме Глории Мур. Ее плач, протяжный и пронзительный, расколол ночь надвое. Абрам попытался обнять и успокоить девочку, но она билась и так яростно сопротивлялась, что даже Анна не могла с ней совладать.
– Нет! – визжала Глория, и ее голос эхом разносился по равнине. –
Следующей порывалась выйти вперед Вера, попытавшись стряхнуть с себя стражников, но те оттащили ее назад, едва она успела выкрикнуть имя Иммануэль, подхваченное ветром.
В далеком мраке зашевелился лес.
Иммануэль заставила себя снова взглянуть на пророка. Он стоял за ее спиной с разинутым ртом, его лицо было залито алым светом костра. Он посмотрел на своего сына, склоненного перед пламенем, а затем перевел на Иммануэль взгляд, полный такого гнева, что кровь заледенела у нее в жилах.
– В первую очередь, ты моя жена.
– Я принадлежу сама себе, – сказала Иммануэль, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. – Моя кровь и мои кости принадлежат мне, и никому, кроме меня, и я готова отдать их за то, чтобы искупить грехи твоего сына – такова моя воля. Я займу его место.
Пророк шагнул к ней.
– Ты не имеешь права.
На этот раз Иммануэль не испугалась.
– Я имею полное право. Моя жертва чиста. Ты не посмеешь вмешиваться.
– Но ты приняла мою печать. Ты дала клятву
– И теперь даю еще одну, – ответила Иммануэль. – Перед лицом всех праведных людей Вефиля я заявляю, что лягу на алтарь вместо Эзры.
Пророк хотел снова что-то сказать, но у него надорвался голос. В тишине, прихрамывая, вперед вышел апостол Айзек.
– Правда ли, что девушка не тронута?
Эстер вскочила на ноги, хотя другие жены стали хватать ее за юбки, пытаясь остановить.
– Она не лжет. Девушка чиста.
– Если она чиста, – сказал апостол, поворачиваясь лицом к пророку, – то она будет достойным подношением.
– Нет, – прохрипел Эзра. Он попытался встать, но один из стражников ударил его со всей силы, так что у него подкосились ноги, и он упал на четвереньки. – Не делайте этого. Прошу вас. Можно же как-то иначе…
– Можно, – раздался голос в темноте, и, к удивлению Иммануэль, вперед вышла Марта, которая пробиралась к ним между столами. – Я пойду вместо нее. Пощади ее.
Апостол оценивающе посмотрел на женщину, прищурив глаза, его верхняя губа скривилась от отвращения.
– Твоя плоть не чиста.