Год ведьмовства

– Мириам любила кататься верхом на этих холмах, – сказала Марта, все еще крепко держа поводья. Она еле заметно улыбнулась, и на мгновение Иммануэль увидела перед собой женщину, которой ее бабушка могла быть до смерти дочери. Добрую женщину, как будто даже ласковую. – Абрам подарил ей пони летом ее тринадцатилетия. Она каталась на нем почти каждый день, вот по этим самым тропкам. Скакала быстро, как сам дьявол, пока однажды не загнала лошадку. Та споткнулась о камушек, валявшийся на дороге, и переломила ногу в колене. Я видела, как все случилось. Вон там она и упала, – Марта указала на рощицу мертвых яблонь, растущую у обочины.

– Что случилось с лошадью? – спросила Иммануэль, и из ее потрескавшихся губ пошла кровь. Она пыталась смочить их языком, но во рту тоже пересохло.

– Мириам пристрелила ее, – ответила Марта глухим безразличным тоном, словно говорила о погоде. – Абрам собирался это сделать вместо нее, но она не позволила. Она сама выстрелила из ружья, попав пони прямо в глаз.

Иммануэль молча обдумывала услышанное, и мурашки бежали по ее спине. Повозка тряслась в дороге, пока тени сгущались, а солнце садилось за горизонт. В тот вечер они ехали в собор вдвоем с Мартой. Анна осталась дома ухаживать за остальными домочадцами.

– Ступайте с миром, – сказала она им на прощание, и Иммануэль поняла, что ей страшно. Всякому, кого Отец не обидел рассудком, было сейчас страшно. Земля кровоточила у них под ногами, и, несмотря на все их молитвы и старания, никто не мог этого остановить. Все сбывалось именно так, как предсказывала Мириам в своем дневнике.

Если пророк и его апостолы знали причины кровавого бедствия или способ остановить его, они не спешили делиться этими открытиями с остальной паствой. Они лишь призывали людей молиться и поститься, дабы заслужить благосклонность Отца. До тех пор же всем было велено экономить ресурсы: выжимать сок из фруктов и овощей, собирать дождевую воду и росу по утрам и вечерам – хоть сколько-нибудь. Но этого все равно было ничтожно мало. Уже шесть овец из стада Иммануэль умерло от жажды или отравления.

Но, несмотря на столь отчаянное положение, случались и проблески надежды. Через несколько дней после начала кровавого бедствия в Вефиле зарядили ливни. И, благодаря слаженной работе фермеров и церкви, удалось собрать немалое количество воды. Вдобавок, как нельзя кстати пригодились запасы льда в катакомбах Обители Пророка, а также его бездонные винные погреба. Ходили даже разговоры о ввозе пресной воды из поселений по ту сторону Священных Врат. Но все равно ресурсы стремительно истощались, и за несколько дней, прошедших без дождя, паника снова дала о себе знать. С каждым днем умирало все больше скота, и если кровавое бедствие не прекратится в ближайшее время, потери ожидались еще более серьезные – человеческие потери.

После долгой, ухабистой поездки они остановились у собора, где яблоку негде было упасть. Несмотря на будний день, фермеры ушли с полей пораньше, и все апостолы уже собрались.

Иммануэль выскочила из повозки. В толпе мужчин и мальчишек, одетых в пропахшие полями потные рубахи и заляпанные кровью штаны, чувствовалось волнение.

Поодаль виднелся ручей, у берегов которого Иммануэль и Лия раньше часто встречались после церкви. Теперь он превратился в кровоточащую рану, вырезанную в холмах. Выступающие из-под воды камни были покрыты кровавой жижей. Вся лощина напоминала место бойни, и Иммануэль со своего места чуяла запах гниения.

– Идем, – поторопила ее Марта.

Вместе они пробирались сквозь толпу, уклоняясь от повозок и телег. По сравнению с обычными субботними сборищами, настроение здесь царило мрачное. Все перешептывались вполголоса, словно боялись прогневить Отца громкостью разговоров.

Марта и Иммануэль поднялись по ступенькам и вошли в собор. Внутри было нечем дышать от запахов крови и пота. Люди битком набивались на скамьи и стояли в проходах. Впереди, за алтарем выстроились в ряд апостолы и другие высокосвященные лица церкви, но Эзры среди них не оказалось. Он ходил по залу собора, от скамьи к скамье, с ведром молока и железным ковшом. Он наклонился к какому-то старику и поднес ковш к его губам. Минутой позже к нему подошла маленькая девочка, и он поставил ведро на пол, опустился на одно колено и шепнул ей на ухо что-то, что заставило ее рассмеяться. Когда девочка напилась молока, он вытер ей губы рукавом своей рубашки, взял ведро и продолжил обход.

Когда он вышел на центральный проход, его взгляд встретился со взглядом Иммануэль. Эзра замешкался на мгновение, словно смущенный тем, что его застали в разгар служения, но быстро взял себя в руки и направился к ней, пробираясь сквозь толпу.

Остановившись рядом, он поднес черпак к ее губам.

– Пей, – проговорил он хрипло.

Судя по голосу, ему и самому не мешало бы попить.