Год ведьмовства

Ибо в очистительном огне обретают веру человеческие души.

Священное Писание

По окончании собрания разговоров только и было что об огне. В Вефиле испокон веков карали сожжением за колдовство и ересь, но со времени последней чистки минуло уже много лет. Одни говорили об этом с благоговением, другие с трепетом вспоминали великие костры, полыхавшие на вершинах холмов во времена чисток далекого прошлого. Всех явно глубоко потрясло заявление апостола Айзека о том, что проклятие было наложено злоумышленно, однако Иммануэль могла только гадать, что страшило их больше: кровавое бедствие или угроза священного огня.

– Иммануэль!

Она обернулась на звук своего имени и заметила Лию, которой наконец удалось вырваться из лап других жен пророка.

Иммануэль видела подругу впервые со дня церемонии. Печать меж ее бровей заживала хорошо, вот только синюшные круги под глазами стали еще темнее, хотя и несильно.

– Хорошо выглядишь, – позволила себе немного приврать Иммануэль, когда они обнялись. – Как к тебе там относятся?

– По-всякому, – ответила Лия и оглянулась через плечо. В нескольких ярдах от них жены пророка сбились в стайку и, плотно поджав губы, изучали толпу. Лия взяла Иммануэль под локоть и отвела на несколько шагов в сторону, где любопытные уши не могли их услышать. – По большей части без жестокости, но также и без доброты. Эстер, мать Эзры, единственная, кто относится ко мне по-настоящему хорошо.

– А твой муж? Он хорошо к тебе относится?

Лия зарделась, но ее взгляд не потеплел.

– Он часто зовет меня к себе.

Он часто ложится с ней в постель. Иммануэль внутренне сжалась при этой мысли.

– Тебе… это нравится?

Лия уставилась на свои руки, и Иммануэль заметила, что их немного потряхивает. Лия схватила себя за пальцы в попытке усмирить дрожь и сжала так сильно, что в них не осталось ни кровинки.

– Я счастлива исполнять волю Отца.

– Я спрашиваю не о воле Отца. Я спрашиваю о твоей воле, – она наклонилась ближе к подруге и понизила голос. – Ты счастлива с ним? Тебя все устраивает?

– Я счастлива быть сейчас здесь, с тобой.

– Лия…

– Не надо, – отрезала она с упреком. – Я прошу тебя, Иммануэль. Можем мы поговорить о чем-нибудь другом, о чем угодно? Мы с тобой не виделись уже несколько недель. Как твои дела?

– Терпимо, – сказала Иммануэль, неохотно меняя тему разговора, но понимая, что у нее нет выбора. – Овцы в относительном порядке, правда, из-за болезней мы потеряли несколько ягнят и одну из наших лучших овцематок…

– А ты сама, Иммануэль? Как дела у тебя?

– У меня… хм. У меня начались крови…

Как только Иммануэль произнесла эти слова, внутри у нее что-то щелкнуло.

Крови.

Почему-то она почти забыла. Той ночью в Темном Лесу, когда над ней возвышалась Лилит, а в мглистом омуте пруда скользила Далила, у нее пошли первые крови. Когда она проснулась на следующее утро, распростертая на полу кухни, из нее обильно текло, но первые капли она пролила накануне ночью, в ведьмином пруду.

У Иммануэль задрожали руки. Сердце зашлось в частом и болезненном ритме.

Что, если ее месячное кровотечение стало той самой кровавой жертвой, о которой говорил апостол Айзек? Что, если она породила зло? Возможно ли, что она, сама того не подозревая, выступила сообщницей в кознях Лилит? Одна мысль об этом вызывала у нее тошноту, но она не могла отделаться от крепнущего подозрения, что происшествие в Темном Лесу было чем-то большим, нежели случайной встречей.

Чудовищная мысль посетила ее, словно в ответ на вопрос, который она задавала себе с того раза, как впервые попала в лес: что, если дневник был ловушкой? Много недель назад, когда ведьмы одарили Иммануэль словами ее матери, она решила, что те руководствовались неким родством с Мириам, приязнью к ней. Но что, если все обстояло иначе? Что, если в действительности они отдали ей дневник только затем, чтобы Иммануэль непременно вернулась в лес и пролила там свою кровь, тем самым принося жертву, необходимую им, чтобы призвать бедствие? А дневник – не более, чем хитрый ход, заманивший ее в западню?

Земля чуть не ушла у Иммануэль из-под ног, когда она с ужасом осознала истину во всей ее полноте. Той ночью в Темном Лесу ее обманом вынудили принести ведьмам жертву, ставшую необходимым толчком к началу кровавого бедствия. Она сама запустила этот процесс. Открыла дверь, которую теперь не знала, как закрыть, и весь Вефиль страдал за ее грехи и наивность.

Это она виновна во всем.

Лия взяла ее за руку.

– Иммануэль? Что с тобой?