Год ведьмовства

Быть женщиной – значит, быть принесенной в жертву.

Из сочинений Темани, первой жены третьего пророка, Омара

Устроившись в постели, под грудой толстых одеял и медвежьих шкур, Иммануэль лежала без сна, прислушиваясь к приглушенным голосам за стеной. Экспрессивный обмен репликами между Верой и ее компаньонкой звучал как начало спора, но из-за их шепота различить что-либо, помимо нескольких слов, не представлялось возможным.

Слово «опасность» всплывало чаще других. И еще «долг».

Иммануэль прикрыла глаза, стараясь не заплакать. Она не знала, на что именно рассчитывала по прибытии в Ишмель, но точно не на это. Возможно, с ее стороны было наивно ожидать более теплого приема. В конце концов, кровное родство не отменяло того факта, что они с Верой оставались друг для друга чужими людьми. И все-таки Иммануэль надеялась, что ее встретят не с такой откровенной холодностью. Обидное разочарование, вкупе с горечью от предательства Марты, были почти невыносимы. Одна бабушка – женщина, которая воспитывала ее как родную дочь, – отказалась от нее, и это само по себе причиняло боль. Но теперь, считаные дни спустя, ее отвергала и вторая бабушка, что казалось каким-то слишком жестоким наказанием.

Стояла глубокая ночь, но спать ей не хотелось, возможно, из-за дезориентации, вызванной нескончаемой темнотой. Не наблюдая восходов и заходов солнца, она часто ловила себя на том, что то и дело проваливается в какое-то пограничное состояние между явью и сном.

Чтобы скоротать время, Иммануэль стала шарить по спальне взглядом. Комнату явно содержали в порядке, она была со вкусом обставлена, и на стенах висели зеркала и маленькие картины. Свечи, занимающие всю поверхность комода, не горели, но потихоньку мерцала чугунная печка в углу, чуть озаряя комнату теплым прозрачным светом. Если судить по слою пыли на тумбочке, комнатой пользовались редко. Иммануэль это показалось странным, учитывая, что в доме спален было всего две.

Наконец она впала в беспокойный сон, полный теми зыбкими сновидениями, что тают в первый же момент пробуждения. Иммануэль не знала, сколько она проспала, но проснувшись в кромешной темноте, почувствовала запах жареного бекона.

Иммануэль села в постели и, встав с кровати, с удивлением обнаружила, что одета в теплую ночную сорочку, хотя она не помнила, как снимала с себя промокшее дорожное платье. В изголовье кровати висела вязаная шаль, и Иммануэль накинула ее на плечи, после чего вышла из спальни. В гостиной, освещая пространство, горели свечи, керосиновые лампы и кованая железная люстра, свисавшая с потолка на толстой цепи. В дальнем углу комнаты стояла чугунная печка, перед которой крутилась Сейдж, напевая себе под нос приятную песенку, звучавшую в разы веселее любого гимна, знакомого Иммануэль.

Сейдж повернулась, чтобы поставить тарелку на стол, и, заметив ее, вздрогнула.

– Ты такая же бесшумная, как Вера. Я никогда не слышу, когда она приближается.

– Извините, – сказала Иммануэль, замерев между гостиной и кухней, не вполне понимая, куда ей идти и что делать.

Сейдж с улыбкой отмахнулась от ее извинений.

– Садись, поешь.

Иммануэль послушно уселась перед огромной тарелкой с яичницей, толсто нарезанным беконом, жареной картошкой и кукурузными лепешками, жаренными на жиру. Она умирала с голоду, и это было заметно по тому, как она уплетала завтрак, но Сейдж осталась довольна ее аппетитом.

– Ты так на нее похожа, – задумчиво проговорила Сейдж. – Я поняла, что ты родственница Веры, едва взглянув на тебя.

– Вы тоже из Уордов?

Сейдж покачала головой.

– Что ты. Обычная бродячая крыса, каких большинство здесь, в Ишмеле. Не думаю, что я когда-нибудь осела бы на одном месте, если бы не встретила Веру.

– И вы все это время были… – Иммануэль подыскала подходящее слово, – вместе?

– Одиннадцать лет, – ответила Сейдж с явной гордостью в голосе. – Наверное, можно сказать, что мы идеально друг другу подходим.

По правде говоря, Иммануэль не до конца понимала, что пытается сказать Сейдж, но ей показалось, что это должно быть как-то связано с тем, как Возлюбленные прижимались друг к другу в лесу. К тому же, это отвечало на вопрос о свободной спальне, скудной и нежилой, и главной спальне, с двумя прикроватными тумбочками вместо одной и матрасом, слишком большим для одного человека.

– Я рада, что она нашла тебя.

Сейдж покраснела, как будто растрогавшись.

– Мне очень приятно это слышать.

Иммануэль обмакнула кусочек кукурузной лепешки в яичный желток.

– Где она сейчас?

– Вера ушла в деревню, на собрание совета, – сказала Сейдж, наклоняясь через стол, чтобы подлить Иммануэль чаю. – Уверена, она скоро вернется. Она бы не стала надолго отлучаться, пока ты здесь.

Они помолчали. Иммануэль расправилась с остатками завтрака на тарелке.

– Вас здесь тоже коснулись бедствия?

Сейдж покачала головой, а затем задумалась.