Год ведьмовства

– У меня для тебя сюрприз, – сказал апостол и отступил в сторону, открывая Иммануэль обзор на тюремный коридор, который осветился пламенем свечи, и вскоре за решетками ее камеры показалось знакомое лицо: Марта.

Она облачилась в черный шерстяной плащ, который обычно приберегала для похорон. Капюшон был низко надвинут, пряча ее глаза в тени.

– Здравствуй, Иммануэль.

При виде бабушки Иммануэль выпрямилась и вжалась в стену камеры, так что булыжники впились ей в спину.

– Что тебе от меня нужно?

– Нехорошо так обращаться к женщине, которая тебя вырастила, – упрекнул апостол.

Иммануэль не сводила глаз с Марты. Цепи, лежащие на полу, загремели, когда она попыталась отстраниться еще дальше.

– Она мне никто.

Промозглый ветер пролетел по коридору. Задрожал факел, а у Марты потухла свеча.

– Я просто хотела помочь тебе, Иммануэль.

– Помочь мне? Ты предала меня.

– Я пыталась спасти тебя любыми доступными мне путями.

– Но ведь ты меня отпустила.

– Да, – согласилась Марта, подходя ближе. – Я отпустила. Вот почему ты здесь, на покаянии, чтобы тебе отпустили грехи. Чтобы ты могла освободиться от них и получить прощение.

Губы апостола Айзека скривились в усмешке. Он подошел к двери, положил руку Марте на плечо.

– Так и будет, после ее исповеди. Пророк позаботится об этом.

Марта так сильно дрожала, что ее свечка чуть не упала с подсвечника. В редкую эту минуту слабости ее глаза вдруг наполнились слезами. Когда она наконец заговорила, то обращалась не к апостолу, а к Иммануэль.

– Онор и Глория плачут по тебе ночами. Анна разбита. Абрам убит горем и почти ничего не ест.

Иммануэль зажмурилась, стараясь не плакать. Любовь к семье всегда была ее самой большой слабостью. И Марта знала это, возможно, лучше, чем кто-либо другой.

– Завтра, на суде, ты должна сознаться в своих грехах. Признай вину, и тогда ты будешь прощена, и тебя отпустят домой к тем, кто тебя любит. Ко мне. Еще не все потеряно, только согласись.

Иммануэль рассмеялась над ее предложением. Знала бы Марта, что она замышляет, какой сигил собирается вырезать на своей коже. После того, что она задумала, ей не будет места за столом Абрама. Да и во всем Вефиле ей не будет места, разве что на столбе очистительного костра. Как только в ее руке окажется освященное лезвие – будь то кинжал пророка или ритуальный нож для заклания, – она будет действовать. Оставалось только выждать время.

– А если я откажусь каяться?

По щеке Марты скатилась слеза.

– Тогда помилуй Отец твою грешную душу.

Глава 33

Я исповедовался в грехах и смирился со своей судьбой. Если мне суждено сгореть на костре, то разжигайте пламя. Я готов.

Из показаний Дэниэла Уорда

Иммануэль проснулась на полу камеры, разбуженная эхом приближающихся шагов. Оттолкнувшись, она вяло поднялась на ноги. Дверь камеры со скрипом отворилась, и стены заалели от пламени факела, когда апостол Айзек ступил на порог.

– Сегодня тебя будут судить, – сказал он вместо приветствия.

Иммануэль провела руками по бедрам, разглаживая юбку. Она шагнула к апостолу, загремев кандалами, волочащимися по полу. Двое стражников вышли вперед, преграждая ей путь, но если апостол и чувствовал исходящую от нее угрозу, то не подал виду. Он поднял руку с узловатыми пальцами, жестом повелевая стражникам отступить.

– Пропустите ее.

И они подчинились. Один схватил ее за кандалы. Другой опустил факел на уровень ее поясницы, поднеся его так близко, что Иммануэль заволновалась, как бы ненароком не вспыхнуло ее платье, и она не обгорела до угольков, так и не увидев своего погребального костра.

– И не вздумай что-нибудь выкинуть, ведьма.

Стражники пошли по незнакомым Иммануэль коридорам, направляясь куда-то в самую глубь Обители. Постепенно кирпичные стены уступили место проходам, вырубленным прямо в горной породе. Некоторые из них представляли собой не более, чем протяженные землистые пещеры, где почва под ногами была такой мягкой, что при каждом шаге у Иммануэль между пальцами сочилась грязная мерзлая жижа.

Через некоторое время они подошли к двери в конце коридора, такого узкого, что стражники задевали стены плечами, протискиваясь сквозь него. Иммануэль поднялась по крутой лесенке, ступеньками которой служили простые деревянные дощечки, вделанные в стенку из утрамбованной земли, и встала перед железной дверью.

Стражник, который был повыше, вышел вперед, чтобы открыть дверь, и Иммануэль ощутила на лице холодное дуновение чистого ночного воздуха. Она глубоко вдохнула, наслаждаясь запахом свежести после стольких дней, проведенных в зловонных катакомбах подземелий Обители пророка. Пока она сидела в заточении, ей не раз приходила в голову мысль, что она может больше никогда не увидеть равнины. Но вот как оно обернулось. Если это был ее последний шанс перед тем, как все закончится, что ж, большего она и не просила. Лишь одну ночь, чтобы напоследок послушать шелест ветра в деревьях, ощутить, как щекочет трава между пальцами ног… чтобы жить.