Год Ветра

Вот оно рабство. Беззащитным мышатам лучше не попадать в жестокие руки убийц. Но я умудрилась. И чтобы Ветер не пострадал, срочно нужно было отречься от любимого и принести себя в жертву. Отправиться следом за мамой и папой, но быть при этом радостной, потому что Илья будет жить. Очень жаль, что мы не расписались, ему не достанется моя квартира и моя машина, но я надеялась, что Дамиан не кинет Илюшу.

Хотя Ветров может уйти в монастырь, он всё время порывался. Но его не возьмут, он слишком горделивый. Посадят у ворот и, пока не смирится со всем, на порог не пустят.

Я улыбнулась.

— Тоже рад, что мы вместе.

Олег Измайлов видимо не в себе, если так откровенно думал, что я рада его видеть. Хотя он мог на полном серьёзе путать меня с дебилкой. Считать меня несостоятельной, тупой и слабохарактерной.

Почему так присосался? Ведь у него могло быть сколько угодно девушек и каких угодно. Но именно я! Неужели, потому что папа любил меня очень сильно, Олег Измайлов хотел отобрать и эту любовь кроме прочего: недвижимости, банковских счетов и активов.

Как же он ненавидел Тараса Ляльку, что решил стереть всё, напоминающее о нём, включая меня?

А ведь от него я слышала очень странные слова. Олег Измайлов пришёл в ожоговый центр похвалить меня за то, что не сказала полицейским, кого в доме отца видела.

— Дура, — раздосадованно кричал на меня Олег, — куда же ты побежала! Я же для тебя готов был измениться. Что теперь… Врач сказал, умираешь. Жалко дурочку маленькую.

Но я не умерла.

Мы не вернулись в Москву. Объехали столицу и отправились на юг. Всё это время, я сидела в напряжении и не отвечала на звонки.

Олегу надоело, что постоянно играет мой телефон. Сам залез в сумочку, достал гаджет и выбросил его в окно.

— Забудь его. Ты же не хочешь пацану неприятностей? Мышонок?

Я ничего не ответила.

Мелькала трасса, кафе, дома. Уезжали в какую-то деревню. Дороги были хорошие, за высокими заборами стояли дома приличные.

Не хотела, чтобы Илья меня искал. Нужно такую пропащую оставить в покое.

Я даже не видела, каким был дом Олега Измайлова. Опустив голову, вышла из машины, покорно шла следом за мужчиной. Он сжимал мою руку в своей большой горячей ладони и вёл за собой в «пасть» замка-людоеда. Наверное, в этой каменной бойнице пропала не одна девушка.

Там полумрак и пахло ненатуральной едой.

Он отпустил мою руку, когда мы вошли в большой зал. Всё как в музее: золочёная мебель, багровый бархат, идеальный паркет, неестественная чистота.

Как король жил Олег Измайлов. Теперь я была уверена, что в нашей с Ветром квартире нельзя делать ремонт, пусть будет старинный колорит. Ну, если только в ванной. И то, я подумала бы.

Кого волновали мои планы?

Они останутся со мной

Стоял помпезный камин, больше похожий на бутафорию. Над ним в тяжёлой золотой раме висела картина.

Эту картину писала я.

Моя мама.

Олег убил Ингу и забрал себе картину. Стоял теперь возле меня и снимал с меня куртку. Его запах разъедал мой нос, его прикосновения причиняли боль, сердце рыдало и колотилось в груди. Папа учил защищаться, но от девчонок и мальчишек, не от здоровых мужиков. Я просто не смогу, я слишком слабая.

Щетина проехалась по моей шее и по шраму.

— А мне нравится, — шепнул и дыхнул в моё ухо, закрытое россыпью мелких цветов на каффе. — Я же таких девочек, как ты покупал, но ни одна не была такой красивой. У тебя волосы, как пепел, и ты такая хрупкая.

Спрашивать куда делись девчонки, которых он покупал, я не хотела. Это жестоко… В любом случае.

Олег на минуту оторвался от меня, но не перестал расстёгивать пуговки на кофточке.

— Ты уникально её нарисовала. Я куплю тебя холсты и краски, у тебя получается.

Мама Инга, увидев эту картину, сказала, что я ей больше не дочь, со мной она общаться не станет. Потому что я рисовала её в чёрном платье, а на нём было около двадцати разных оттенков, и она не поверила, что я так вижу. Такую безвкусицу Инга бы не надела, лоскутные платья нынче не в моде. Обиделась.

По моим щекам текли слёзы. Я смотрела на маму…

— У тебя даже грудь, как у Инги, — оттянув чашечки лифчика вверх, шептал Олег Измайлов. — Ты знала, что я трахал твою похотливую старую мамашу? Сосала она знатно.

Его руки, напоминали чёрствый хлеб, они водили по моим соскам, и мне становилось совсем плохо.

— Мама, — прошептала я, разглядывая портрет.

Акрилом на холсте написана молодая женщина с распущенными светлыми волосами, в платье чёрном по колено, что обтягивало идеальную фигуру. Добрые большие глаза и робкая улыбка. Стояла она, невероятная красавица рядом с дорогой машиной. Я не дописала эту картину. Немного тень у туфелек на каблуках накидала, вроде как земля под ногами.

А очень хотелось.

— Мышонок, как ты пахнешь! — мужчина осыпал меня поцелуями, вставал медленно на колени, гладил своими грязными ручищами мой живот.

— Надо дописать картину.

— Конечно, — шептал Олег и дунул мне в пупок. — Допишем.