В промтоварном магазине у прилавка стояло много женщин. Они разглядывали дюжину очень приличных детских и женских демисезонных пальто, отрезы шевиота, модные туфли, но покупали почему-то только ситчик с красным трактором на фоне желтых колосьев и тапочки на автомобильной резине. Дубинский несколько подивился такому странному вкусу.
— Набрались, вот и не покупают,— пояснил Галгаи инспектору, когда они вышли из магазина.— У нас ведь снабжение хорошее, даром что возим все за тридевять земель.
Как вознегодовал бы Сидор Поликарпович, если бы узнал, что многоопытный в житейских передрягах начальник хозяйственной части беззастенчиво водит его за ревизорский нос! Каждой новой покупательнице, вошедшей в магазин и обрадованно устремлявшейся к прилавку при виде долгожданных товаров, продавщицы терпеливо отвечали: «Нет цен. Наведайтесь днями».
Настроение инспектора слегка омрачила Клава Черепахина. Пока Дубинский пробовал в столовой отменный, совсем домашний борщ с укропом, сметаной, чесноком, девушка сказала незнакомому человеку, не стесняясь присутствия Галгана:
— Вы, товарищ начальник, извиняюсь, не из управления? А, вон что! Тогда скажите там, в окружкоме профсоюза, чтоб нас лучше снабжали продуктами. Перед горняками совестно. Они в шахтах вон как ворочают, а мы чем их кормим? От этого ведь,— показала Клава на Галгана,— снега зимой не выпросишь. Сегодня только что-то расщедрился. Наверное, из-за вас.
Когда Клава отошла, Галган снисходительно сказал, собирая кожу на лбу складками:
— Девчонка еще, что с нее взять? Где ей в калькуляции разобраться. Ведь не каждый продукт заложишь в меню. Попробуй'удорожить питание — сразу рабочие завопят.
Образцовый порядок обнаружил инспектор и в бане, и в пекарне.
— Знаете,— сказал Дубинский,— у меня складывается впечатление, что акт, который нам прислали с прииска, явно тенденциозен. Интерпретация фактов в нем извращена. Я не вижу и десятой доли того, что в нем расписано.
— Точно, точно, Сидор Поликарпович,— обрадованно подхватил Галган.— Бессовестный народ, плетут что вздумается, авось, мол, поверят. Ну да ведь на ревизию такого не пошлют, чтоб уши развесил и всем поддакивал. Вы сразу все насквозь видите.
— Кое-какой опыт имею, отрицать не хочу,— скромно отозвался Дубинский.— Теперь пойдемте в рабочее общежитие, Тимофей Яковлевич.
Общежитие Галган выбрал для показа то, в котором жил Лисичка. Своими силами горняки сделали тут многое. Но все же визит в барак не прошел так гладко, как посещения магазинов, пекарни и бани. Едва Дубинский назвал себя, как немногие рабочие ночной смены обступили его. Сидор Поликарпович увидел вокруг решительные, нахмуренные лица. Поднялся шум. Дубинский вытащил книжечку с золотым обрезом, начал делать пометки, но вскоре сбился, оглушенный шумом, и заспешил к выходу, торопливо приговаривая:
— Хорошо, хорошо, я проинформирую окружком.
Некоторое время инспектор шел молча, сердито наморщив нос. Галган заглянул ему в лицо, вкрадчиво сказал:
— У нас народ патриотичный, сознательный, воспитан Коммунистической партией, понимает, что горючее дизелям важнее, чем кровати на панцирной сетке, что некоторые временные трудности при нашем отдалении неизбежны. Но есть и горлохваты. Им бы с государства лишний рубль урвать. Вот этот высокий, рябой, что больше всех надрывался, вы еще в книжечку его записали, бывший власовец, неделя как из лагеря вышел...
Дубинский торопливо вычеркнул несколько строк в своей книжечке.
— В этом вы правы. Разумеется, интересы производства, государства превыше всего,— важно согласился Сидор Поликарпович.— Я полагаю, вы часто стоите перед альтернативой: либо выполнение плана, либо улучшение быта.
— А как же! — обрадованно подхватил Галган. Он долго развивал свою мысль, потом сказал: — Ну что, теперь в партбюро заглянем?
Норкин сообщил Дубинскому, что хозяйственное руководство и партийная организация прииска делают все возможное для улучшения санитарно-бытовых условий горняков «Крайнего», но специфика прииска, его удаленность от центров снабжения, малая насыщенность транспортом, бездорожье препятствуют устранению некоторых недостатков. Трудности имеются. Временные. Но они изживаются.
Норкин говорил долго округленными длинными периодами, гипнотизируя своего собеседника блеском очков.
Слова парторга целиком подтвердил начальник участка Лаврухин. Галган отлучился на минутку к телефону и вызвал его для подкрепления. На этот раз Мефодий Лукьянович был трезв, выбрит и даже причесан. Лишь сизо-багровый кончик его огромного носа предательски выдавал несчастную страсть Лаврухина. Вытянувшись на стуле, подобострастно выкатив красные воспаленные глаза, он доложил инспектору о полном благополучии на прииске.
На обратном пути из конторы Дубинский приотстал от Галгана и наткнулся на небольшую сценку. Пожилой рабочий тузил растрепанную женщину. Сидор Поликар-пович счел своим долгом вмешаться.
— Послушайте, э-э-э... гражданин,— назидательно сказал он,— за нанесение побоев вы рискуете подвергнуться изоляции от общества!