Год жизни

Разбудила Дубинского назойливая муха. Инспектор сел на кровати и несколько минут ошалело осматривался по сторонам, силясь припомнить вчерашнее. Голова трещала. Все тело ныло.

В комнате не было ни души. Возле кровати на спинке стула, аккуратно сложенный, висел костюм. В простенке между окон хлопотливо постукивали ходики с гирькой, привязанной к чугунной шишке. Двенадцать часов! Дубинский вскочил как ужаленный, быстро оделся, огорченно рассматривая пиджак и брюки, покрытые пятнами. «Проклятие! Весь изгваздался!»

Портфель лежал на стуле. На столе стоял обильный завтрак с бутылкой вина. Инспектор позавтракал в одиночестве, опохмелился и тогда только заметил записку у телефонного аппарата: «Сидор Поликарпович! Как покушаете, позвоните мне. Галган».’Инспектор с недоумением повертел в руках записку. «Кто такой Галган? А, это же начальник хозяйственной части прииска. Он и упоминается в акте. Нет, как раз ему-то звонить незачем. Сначала надо провести обследование».

Дубинский подошел к двери, но она, сверх ожиданий, оказалась запертой. Недоумение инспектора все увеличивалось. Что произошло вчера? Он пил с каким-то человеком, кажется, пел песни... А дальше? Все как в тумане...

Пришлось позвонить.

— Алло! Станция? Дайте Галгана...

— Я слушаю,— сейчас же бодро откликнулась трубка.

— Товарищ Галган? — хрипло спросил Дубинский, стараясь придать голосу начальственную окраску.— С вами говорит инспектор окружкома профсоюза Дубинский. Я нахожусь в комнате приезжих. Проснулся — дверь на запоре. Видимо, комендант куда-то отлучился. На телефоне— записка, с просьбой позвонить вам. В чем дело?

— Одну минутку,— сладко пропела трубка.— Сейчас буду у вас.

В сильном смущении Дубинский отошел от телефона. Черрт! Чепуха какая-то на постном масле! Никогда еще его ревизии не начинались так странно.

Через минуту, не больше, дверь действительно рас-

пахнулась. На пороге стоял вчерашний сотрапезник Дубинского. Сидор Поликарпович широко раскрыл глаза:

— Тимофей Яковлевич... Виноват, товарищ Галган? Так вы и есть...

— Он самый,— спокойно ответил Галган.— Тимофей Яковлевич Галган, начальник хозяйственной части. Я ж вам вчера еще представился. Запамятовали, Сидор Поликарпович?— сочувственно осведомился Галган.

— Забыл,— смущенно потер лоб Дубинский,— представьте, абсолютно забыл. Совершенно из головы вон.

— А дверь я замкнул, чтобы ночью никто не забрался. Мы ведь поздно разошлись, а уборщица тут не ночует, приходящая,— пояснил Галган.

— Понятно, понятно. Спасибо!

Дубинский все еще не вполне овладел собой. Мучила досада. Распоясался, напился до потери сознания... И с кем? Как раз с человеком, работу которого предстоит обследовать. Сидор Поликарпович подозрительно взглянул на Галгана. «О чем я с ним говорил вчера? Может быть, разоткровенничался некстати? Хоть убей, ничего не помню!».

Лицо Галгана оставалось спокойным. Он доброжелательно, с оттенком почтительности смотрел на инспектора, и это несколько ободрило Дубинского.

— Я прибыл с довольно деликатной миссией,— сказал Сидор Поликарпович, значительно поднимая белые брови,— обследовать санитарно-бытовые условия горняков прииска. Крайне сожалею, что проспал до полудня, но, впрочем, в этом и вы виноваты.

— Так ведь с дороги, Сидор Поликарпович, вполне понятно. А если насчет ужина, так мы с вами вчера немного выпили,— самым простодушным тоном сказал Галган.

«Немного»! Хорошенькое дело. До сих пор не опомнюсь. Ишь, бестия. Какая же у тебя глотка, если это для тебя немного?» — подумал Дубинский, а вслух сказал:

— Да. Возможно. Но теперь надо начинать. Проводите меня к начальнику прииска предъявить свои полномочия, посоветоваться насчет плана ревизии.

— Игнат Петрович уехал на лесоучасток. Будет только завтра к вечеру.

Дубинский на минуту затруднился.

— А где мне найти врача Черепахину? В больнице?

— Она с Крутовым уехала. Мне с лесоучастка сообщили, там кто-то заболел, и я попросил ее съездить.

— Досадно! — вырвалось у Дубинского.— А инженер Шатров на работе, надеюсь?

— Его Крутов послал третьего дня на полмесяца в Глухую падь на разведку золота. Это верст за сто отсюда, верхами.

— Что за пропасть! Вот неудача! — Неуверенно, уже без надежды на успех, Сидор Поликарпович осведомился: — И Смоленского нет, секретаря комсомольской организации?

— Нет. У него бульдозер на ремонт стал, он и поехал по комсомольским делам к углежогам. Кабы знать, что он вам понадобится! А то я ему сам утром машину дал.

Дубинский развел руками и склонил голову с видом человека, окончательно убитого роком. Галган увидел тонкий, в нитку, безукоризненный пробор инспектора и его волосы, смазанные бриолином, густо усыпанные перхотью.

— Ну, признаюсь, Тимофей Яковлевич, афронт! Жесточайший афронт! Просто ума не приложу, что же теперь делать? Все в разъезде, не с кем говорить!