Год жизни

Тогда, потеряв надежду на спасение, следуя инстинкту самосохранения, несчастный вжался всем телом в небольшую расщелину. Лампочка покатилась по земле и погасла. Мрак окутал человека. И в этой кромешной, адовой тьме грянул первый взрыв. Красноватые молнии пучком вырвались из шпура. Осколки породы с визгом полетели во все стороны, дробясь о несокрушимые стены каменной пещеры. Один осколок зацепил спину человека, стоявшего в расщелине, и вырвал из нее кусок мяса. Человек дернулся, но не упал, еще плотнее втиснулся в расщелину, заполняя своим мягким телом, страстно жаждущим жизни, каждое крохотное углубление в безжалостном камне.

Напрасно! Один за другим ударили еще два взрыва. Еще и еще! Кремнистые осколки острыми гранями рвали, кромсали, превращали в кровавые лохмотья спину человека. А понизу, колыхаясь и раскачивая плоскими змеиными головами, пополз изжелта-зеленый ядовитый газ. Змеи доползли до ног человека, обвили их, и он упал в щебень, широко раскинув руки. Пальцы скрючились, разжались и опять, уже медленно, начали сжиматься, захватывая щебень. Что-то ослепительное вспыхнуло в мозгу человека, завертелось, разбрасывая искры, и погасло. Ядовитый газ заполнил его открытый в предсмертном крике рот.

3

Сиротка давно увивался вокруг Клавы. А с некоторых пор визиты его еще участились. Неделя видел это и молча страдал. Конечно, для него не составило бы никакого труда положить конец ухаживаниям шофера. Достаточно было бы один раз поговорить с ним по-свойски. После этого Сиротка наверняка обходил бы девушку за версту, не то чтоб волочиться за нею. Но Клава сказала: «Если изобьешь Виктора, между нами все кончено». Тарас попытался переубедить Клаву: «Что я, лиходей какой? Не до смерти ж я его убью. Поучу маленько и отпущу с богом». Но Клава была непреклонна: «Я еще не жена твоя, а ты уж ко мне никого не подпускаешь. А замуж выйду, тогда что? И поговорить ни с кем не дашь?» Пришлось покориться.

А проклятый шофер словно пронюхал про этот запрет. Чуть не каждый вечер, как только Клава кончала свою работу в столовой, Виктор являлся к Черепахиным, безбоязненно усаживался возле девушки (при Тарасе!) и начинал свои россказни. Да ведь как рассказывал! Заслушаешься! Тарас сам не раз ловил себя на том, что с интересом следит за повествованием Сиротки. Как тут дивчине не смотреть в рот такому хлопцу!

Но особенно угнетали Тараса ученые беседы, которые Клава любила заводить с Виктором. Вдруг заспорят, есть ли живые существа на Марсе. И пошло-поехало: «каналы», «полюса», «атмосфера»... Будто на земле дела мало, еще на небо лезть. А нет, так примутся толковать о гипнозе — есть гипноз или это так, одни балачки. И опять: «кора головного мозга», «рефлекс», «сознание»... А, батюшки! Откуда только такие слова берутся!

Больше всего изумляла Неделю осведомленность Сиротки. Ну ладно Клава. Девушка умная, окончила восемь классов, чуть не среднее образование имеет. А Виктор? Простой шофер, кончил сельскую четырехлетку, как и Тарас, а поди возьми его голой рукой! О чем ни заговорит Клава, он может разговор поддержать, свое слово вставить. И когда он так поднаторел в книжных делах?

Неделя вспоминал свое детство. Родители увезли его трехлетним мальчишкой из родной Полтавщины. Отца Тарас почти не помнил, но мать пережила мужа на десять лет и любила рассказывать подросшему сыну о тихих криницах, белых гусях на ставках, ясном мисяченьке над их хаткой, крытой камышом, расписанной синей краской. Потом умерла и мать. Тарас оставил школу, пошел работать, благо по росту и силе он выглядел гораздо старше своих лет. Возвращаться на Украину Тарас не захотел. Не к кому. Здесь, в Сибири, прошла вся его молодость. И сибирские просторы, тайга, знатные морозы, сметливый и щедрый сибирский народ пришлись по сердцу парню, приковали его навечно к этим краям.

Теперь, слушая разговоры Клавы с Виктором, Тарас остро ощущал недостаток знаний. Он начал даже подумывать, что, пожалуй, Кеша Смоленский все-таки прав — надо идти в вечернюю школу. Дважды комсорг при встрече с бурильщиком укоризненно говорил ему: «Удивляюсь я тебе, Тарас. Вот придет новая техника, тогда как? Если грамоте не подучишься, как разряд повысишь? Ведь и физику надо знать, и математику». Кеша предлагал даже свои учебники, но Тарас отказался. И сейчас жалел об этом. Но тут же приходила мысль, что, если по вечерам он будет сидеть в школе, Сиротка совсем заполонит Клаву. Оставалось одно — дежурить возле Клавы, выполнять все ее желания и ожидать, когда Виктор надоест ей.

Если бы Неделя лучше разбирался в Клавином сердце, он понял бы, что Клава принадлежала к тому довольно распространенному типу девушек, которые не любят настойчивых ухаживаний, постоянных знаков внимания. Кроме того, Клава была слишком уверена в своей власти над Тарасом. Если бы он сделал вид, что охладел к ней, она, вероятно, встревожилась бы, немедленно постаралась укрепить его привязанность. Но простой, прямодушной натуре Тараса было чуждо всякое притворство. Он не умел лицемерить и ходил по пятам за Клавой, надоедая ей своими вздохами.