Читаем Год жизни полностью

Шатров сиял. Ничем нельзя было так расположить его к себе, как похвалив библиотеку. Ведь он столько сил и времени положил на подбор этих книг, так охотился за каждой из них по магазинам, букинистическим ларькам, книжным развалам! Алексей и не подозревал, что Царикова в жизни не читала ни одной из книг, которыми так восхищалась сейчас. Цепкая память хитрой женщины сохранила десятка три названий ценных книг, классиков мировой литературы, и теперь она с большим эффектом мобилизовала свои скудные познания.

— Ах, шалун, у вас и «Декамерон» Боккаччо припрятан,— погрозила Царикова пальцем Шатрову, продолжая свой осмотр.— Зоечке вредно его читать. Я — другое дело. Я уже старуха. Дадите мне его на недельку, насладиться еще раз?

— Разумеется, Ирина Леонтьевна,— с готовностью отозвался Алексей. Нет, положительно Царикова была совсем не такой, какой она ему рисовалась со слов Тамары. «Уж не ошиблась ли Томочка?»

За чаем игра продолжалась. Царикова не ломалась, не кокетничала, говорила мало. Раза два вставила замечания, которые удивили Шатрова своей глубиной и меткостью.

День промелькнул незаметно. Выпили две бутылки вина, поговорили, потанцевали под патефон, спели «Меж крутых бережков», «Уральскую рябинушку». У Цариковой оказался хороший музыкальный слух, гибкий, хотя и небольшой голос. Многих слов она не знала, но мелодию вела уверенно. Прощаясь, Шатров крепко пожал ей руку и пригласил бывать почаще.

— Погоди, Ирина, я с тобой,— спохватилась Зоя, выглядывая в окно. На дворе окончательно стемнело.— Мне давно пора в контору. Там какая-то срочная работа. Игнат Петрович велел прийти к шести, а я с вами заболталась. Будет мне теперь на орехи.

—Обойдется,— уверенно ответила Царикова.

Сверх ожиданий, кабинет Крутова оказался пустым. У Зои екнуло сердце: неужели не дождался, ушел? Вот скандал-то... Но дежурный по конторе сказал!

— Игнат Петрович не приходил вечером. Велел вам позвонить ему на квартиру.

С чувством большого облегчения Зоя подняла трубку.

— Зоечка? — В знакомый властный бас вплелись вкрадчивые интонации, такие неожиданные в голосе Крутова.— Ты меня извини. Горло заложило, боюсь выходить на мороз. Захвати папку с годовым отчетом и приходи ко мне. Я тебя долго не задержу.

— Хорошо,— пролепетала Зоя и осторожно положила трубку, растерянно глядя на Царикову.— Ирина, Игнат Петрович зовет меня к себе... Ночью, на квартиру... Как быть? Но ведь с папкой!

В глазах Цариковой зажглись бесовские огоньки. Тонкие губы расползлись в понимающей усмешке.

— Иди! И не трусь. Не будь дурой.

На развилке Царикова свернула к радиостанции и молча подтолкнула Зою в спину.

Окна в доме Крутова были завешены. Только в одном пробивался сквозь шторы слабый свет. Зоя привстала на цыпочки, заглянула в окно, но ничего не увидела и постучалась. Почти сейчас же, как будто Крутов стоял за входной дверью, она распахнулась. Игнат Петрович сам встретил Зою на крыльце, неестественно высоким голосом, суетясь, оживленно заговорил:

— Пришла? Вот молодец. Люблю дисциплину. Нет, не сюда. В эту дверь.

Зоя переступила порог и остановилась в изумлении. Большая люстра затопляла светом комнату. В камине бойко трещали дрова. Круглый стол был сплошь заставлен бутылками с ликером, коньяком, настойками, мелкими и глубокими тарелками с закуской: черной икрой, астраханским заломом, копченой грудинкой, ветчиной. В двух розовых вазах лежали печенье, шоколад и мандарины.

— Ой, у вас гости? — испуганно обернулась Зоя.

— Никак нет. Только одна гостья,— отозвался Игнат Петрович, выходя вперед и беря Зою под руку,— ты, Зоечка. Неужели в такой день, день твоего рождения, я могу эксплуатировать тебя на работе? Что я, капиталист?

— А как же... годовой отчет? — запинаясь, смущенно спросила Зоя.

— А с годовым отчетом мы так,— улыбнулся Крутов, засматривая Зое в лицо. Он взял из ее рук папку и швырнул на диван.— Раздевайся, грейся. Посидим немножко, выпьем за твое здоровье. Дай-ка я за тобой поухаживаю, не все же мне командовать.

Зоя хотела сказать, что она не останется, что это неприлично, что лучше она завтра пригласит Крутова к себе отметить свой день рождения, но Игнат Петрович уже расстегнул и снял с Зои шубку, усадил молодую женщин у к огню. Потом вышел в соседнюю комнату и сейчас же вернулся, прежде чем Зоя успела собраться с духом и подняться с кресла. Внезапно она ощутила щекочущее прикосновение к своим плечам. Зоя подняла руку, и ее пальцы утонули в пушистом скользком мехе великолепной серебристо-черной лисицы.

Пораженная, Зоя молча смотрела расширенными глазами на Крутова. Довольный произведенным эффектом, Игнат Петрович победоносно улыбался.

— Это тебе от меня подарок в честь дня рождения. Специально гонял Галгана в Атарен за покупкой,— самодовольно пояснил Крутов.— Велел с дрянью не возвращаться. Галган тем хорош, что из-под земли добудет, если надо.

Зоя обрела наконец дар речи, покраснела, стремительно вскочила. Лисица мягко скользнула на пол.

— Игнат Петрович! Что значит этот подарок? Такой дорогой! Я не могу...

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Тихий Дон
Тихий Дон

Роман-эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» — одно из наиболее значительных, масштабных и талантливых произведений русскоязычной литературы, принесших автору Нобелевскую премию. Действие романа происходит на фоне важнейших событий в истории России первой половины XX века — революции и Гражданской войны, поменявших не только древний уклад донского казачества, к которому принадлежит главный герой Григорий Мелехов, но и судьбу, и облик всей страны. В этом грандиозном произведении нашлось место чуть ли не для всего самого увлекательного, что может предложить читателю художественная литература: здесь и великие исторические реалии, и любовные интриги, и описания давно исчезнувших укладов жизни, многочисленные героические и трагические события, созданные с большой художественной силой и мастерством, тем более поразительными, что Михаилу Шолохову на момент создания первой части романа исполнилось чуть больше двадцати лет.

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза