Год Змея

Пхубу уже приносила ему одеяла и тёплые отвары, но господин говорил, что не нуждается в этом. И сердце женщины сжималось от боли, когда он хрипел и мёрз, но отказывался от помощи. Пхубу коснулась губами его лежащей на коленях ладони – та была ледяная. Господин не оттолкнул, хотя и не подался навстречу. Задумавшись, он придерживал лоб пальцами другой руки, упираясь о подлокотник. И смотрел на огонь.

Пхубу прижала его ладонь к своей щеке. Так казалось, что господин её гладил.

– Тебе следует поспать. И пойти в тепло.

Он молчал, а Пхубу медленно поднялась, проскальзывая между коленей, и обвила его шею, прильнула с поцелуем.

У губ господина был вкус крови и приближающейся беды.

***

Когда Инжука пришёл в себя, Фасольд уже готовился рвать и метать от нетерпения. Для него и его воинов ожидание непозволительно затянулось – ещё немного, и Хортиму бы не удалось избежать худшего. Но сейчас, впервые за долгий срок, на сердце юноши было легко.

– Княжич, – прохрипел Инжука, с усилием поднимая шею. Он до хруста сжал руку Хортима и притянул к своему лбу. – Княжич…

Поэтому его любили даже слабым, изгнанным и обожжённым. Бешено любили, страшно – Соколья дюжина знала, случись что, Хортим Горбович не бросит никого из них. Когда чужие князья требовали их крови, когда они умирали от ран и сгорали от болезней, – Хортим не раз доказывал, что не отступится от своих людей. Свободной ладонью юноша похлопал Инжуку по плечу.

– Ложись, – кивнул на примятую постель. – Набирайся сил. Ты нам здоровым нужен.

– Когда отплываем? – не выпуская руки Хортима – сцепленные пальцы упёрлись в грудь, – тукер всё же откинулся на подушку.

– Как только встанешь на ноги.

– Побыстрее бы, – проворчал Фасольд за спиной княжича. – Нежишься здесь, а мы ждём.

Он стоял у окна в трещинках морозных узоров. С потолка свисали пучки трав и обереги айхов – хмурясь, Фасольд щупал одно из перьев, связанных с бусами и костяными пластинками. Потревоженные амулеты постукивали и шуршали, кружились в воздухе.

Над бровью Инжуки выступила жилка, но Хортим легонько толкнул соратника в грудь. Показал, что переживать не о чем, – Инжука и так чувствовал себя виноватым.

– Отдыхай, – княжич по-отечески потрепал его за взмокшие волосы. – Боги, как я рад, что ты очнулся.

Скрипнули половицы – вошедшая Пхубу держала крынку с водой, и лицо айхи было темнее ночи. Ленты вышивки на переднике напоминали змей, а красно-коричневый подол лизал лодыжки, укутанные в шерсть. Хортим ещё помнил встречу с приветливой Пхубу, но с тех пор женщина если и смотрела на них, то злобно и сердито, будто кто-то её обидел, хотя Хортим знал, что, кроме Инжуки, к ней не приближался никто из его дружины.

В чёрных глазах Пхубу плескался дёготь. Она смерила Фасольда и бренчащие амулеты таким взглядом, словно желала вцепиться воеводе в горло. Поставив крынку на скамью, Пхубу шумно выдохнула, и Хортиму стало стыдно. Что они натворили? Приятное овальное лицо хозяйки исказила лютая, жгучая ненависть – что ещё произошло с тех пор, как они пересекли порог?

– Нам нужно идти, – тихо произнёс Хортим, а Инжука стиснул его руку сильнее, не желая выпускать. – Послушай, мы помешаем Пхубу, а она ведь пришла тебя лечить.

– Хорошо. – Пальцы тут же ослабли. Инжука вздохнул – в горле заклокотал кашель: – Как скажешь, княжич.

Хортим наклонился к нему, приблизился нос к носу.

– Поправляйся.

Уходя, он поблагодарил хозяйку, решив, что уж этому слову – «спасибо» – Вигге должен был её научить. Но Пхубу не ответила. И тогда Хортим позвал за собой Фасольда, не сводящего с женщины настороженных глаз. Тот кивнул Инжуке – и вышел в коридор.

– Странная баба.

– Мы не лучше, – Хортим погладил переносицу, направляясь в глубь дома. – И не забывай, жизнь Инжуки – её заслуга.

– Я заметил, как ты носишься со своим тукером, – Фасольд провёл костяшкой пальца по седому усу. – Мои люди не созданы для ожидания, княжич. Сколько можно? Они хотят добычи и моря.

Будет им море. Что о добыче… Утекающее время жалило Фасольда ещё и потому, что ему слишком не нравилась вторая часть сказки о Сармате. Та, где он не чудовище, а мужчина, любящий своих жён в недрах горы.

Они нашли Вигге в одной из маленьких комнаток, чьи стены были занавешены вытканными полотнами айхов – жёлто-красный, коричнево-синий и редкие чёрно-зелёные нити с нанизанными костяными бусинами. Хозяин стоял рядом со вдающейся в стену каменной жаровней. В руках он сжимал кинжал, а на углях догорали его седые волосы. Отросшие пряди Вигге обрезал до середины шеи.

– А, княжич с воеводой, – сказал он, оборачиваясь. И приветственно склонил голову. – Рад видеть.

Хортим едва не вздрогнул: на какое-то мгновение Вигге напомнил ему не то отца – осанкой и длиной волос, не то Мстивоя Войлича – радушным тоном, отдающим студёным холодом. Он всего лишь охотник, напомнил себе юноша. Отшельник, живущий с женщиной из чужого племени.

– Здравствуй, – княжич шагнул вперёд. – Мой человек…

– Я знаю, – Вигге вытирал кинжал тканью. – Хорошо, если он поправляется. Пусть останется, пока не окрепнет.