Антон хотел сказать, что вспомнил его, узнал — знаю, кто ты, — но не получилось, он только шамкал и сипел сквозь вывернутые, разбитые губы и разбрызгивал кровавую слюну.
«Ох, так вашу мать!..» — честерит он всех, кто толкнул его на дно, кто завел его жизнь в эту смрадную уборную. Жужжание пчел постепенно перерастает в приглушенный морской гул. Воздух уплотняется, густеет. Оконные стекла нехорошо дребезжат, как при землетрясении. «Совок» боится, что у него отнимут здание. Следователь одним ухом прислушивается к улице, очень ему интересно, что там происходит, какого еще фокуса оттуда ждать. Опыт подсказывает ему, что какая-то связь между самозваным убийцей и бестолковыми демонстрантами все-таки существует… То, что между ними есть связь, чувствует и Антон. Не просто чувствует, а головой ручается. Напряженно ждет, когда же захрипит мегафон. Наконец!.. «Свободу узнику совести!» — раздается астматический хрип. Антон порывается вскочить, но не может, он пригвожден к стулу. Голос Лизико… Это Лизико, радуется Антон. Как бы мегафон ни уродовал и ни огрублял его, он всегда, с первого звука узнает этот голос и всегда вот так бросится навстречу. Как бы ни был зол, даже в ссоре, даже разлюбив саму Лизико. Как и звук косы, этот голос его собственность, одна из бесценных драгоценностей его тайного клада. Но пока мегафон астматично хрипит и, словно ошметки бронхов, выкашливает лишенные смысла слова — «свобода», «совесть», «узник», — следователь опять испытующе смотрит на Антона, он не верит, не может поверить, что такое масштабное представление — всего лишь демонстрация человеческого одиночества, человеческой беспомощности, неприкаянности и…
— Слышишь? Тебя спрашиваю — кто такие? — опять кричит над ухом бармен.
«Кто такие? Какая партия?» — спрашивает следователь. «Это моя жена… Лизико… Лизико, моя жена», — шамкает он. «Ладно, вставай, пошли… Нас ждет отличный хлеб-соль… Насколько я знаю твоих заступников, они до утра не разойдутся…» — говорит следователь и, поднявшись, бросает на стол спичечный коробок.
— Видишь фотку, падло? Видишь? О твою башку изорву, так и знай! злится бармен.
«Стоим стеной! Ни шагу назад! Женщины в черном на подходе. Рабочие первого винного завода тоже с нами!» — хрипит и кашляет мегафон. «Да здравствует свободная Грузия! Гаумарджос! Гаумарджос! Джос! Джос!» — ревет улица. «Чего прячешься, дебил! Покажись народу!» — опять сипит мегафон.
— Которого ты убил? Мужчину? Женщину? Ребенка? — кричит бармен над головой Антона.