Годы

Мы отставали от темпа вещей. Долго сдерживаемое равновесие — между их ожиданием и появлением, между нехваткой и обладанием — нарушилось. Новшество теперь не вызывало ни отторжения, ни энтузиазма, оно не будоражило воображение. Привычное жизненное обстоятельство. Сама концепция новизны, возможно, скоро исчезнет, как почти исчезло понятие прогресса, ставшего неизбежностью. Впереди маячила безграничная возможность чего угодно. Сердца, печенки, почки, глаза, кожа переходили от мертвых к живым, яйцеклетки пересаживались из одной матки в другую, женщины рожали в шестьдесят. Лифтинг останавливал время на лицах людей. Милена Демонжо по телевизору была все той же очаровательной куклой, которую мы видели в фильме «Будь красивой и молчи», — ничуть не изменилась с 1958 года.

Голова шла кругом: клонирование, вынашивание детей в искусственной матке, мозговые импланты, беспроводные технологии; использование английских терминов делало все каким-то странным и высокомерным; плюс полное сглаживание сексуальных различий… Все забывали, что новые вещи и новые практики должны какое-то время существовать вместе с прежними.

Но легкость всего иногда еще вводила в мимолетный ступор, и тогда про какую-нибудь новинку, выходящую на рынок, говорили: «Нет, это просто гениально».

Мы догадывались, что за время человеческой жизни еще возникнут невообразимые вещи, и люди привыкнут к ним, как за недолгое время привыкли к мобильному телефону, компьютеру, айподу и навигатору. Смущало лишь то, что невозможно было представить свою жизнь через десять лет и тем более как мы сами будем осваивать эти неведомые технологии. (А вдруг однажды люди сумеют прочесть в мозгу человека всю его историю: что делал, говорил, видел и слышал.)

Люди жили в переизбытке всего — информации и «экспертных мнений». На все были заготовлены мысли и решения: и про только что случившееся событие, и про то, как себя вести, про тело, оргазм и эвтаназию. Все обсуждалось и разбиралось по косточкам. «Аддикция», «резилиентность»[92], «работа скорби» — варианты словесного оформления собственной жизни и эмоций множились и росли, как грибы. Депрессия, алкоголизм, фригидность, анорексия, несчастное детство — все шло в дело, ничто не проживалось впустую. Ум с удовлетворением делился пережитым опытом и фантазмами. Массовое самокопание формировало шаблоны для словесного самоописания. Накапливалось коллективное знание. Повышалась функциональность мозга, отмечалось более раннее усвоение информации, а школа запаздывала — к досаде учеников, молниеносно строчивших друг другу эсэмэски.

В мешанине концепций все труднее становилось найти нужные слова, такие, чтобы можно было тихо сказать их себе — и станет чуть легче.

В Интернете достаточно было написать ключевое слово, и тут же вываливались тысячи сайтов, выдавая скопом куски фраз и обрывки текстов, которые утягивали вас еще дальше в увлекательной погоне за чем-то, в бесконечном обретении того, чего никто не искал. Казалось, можно овладеть всей суммой знаний, усвоить множество мнений, раскиданных по блогам и высказанных по-новому, прямо в лоб. Узнать симптомы рака горла, рецепт муссаки, возраст Катрин Денев, погоду в Осаке, способ выращивания гортензий и конопли, роль японцев в развитии Китая, играть в покер, скачивать фильмы и музыку, купить все: белых мышей и револьверы, виагру и секс-игрушки, все продать и перепродать. Разговаривать с незнакомыми людьми, ругаться, предлагать отношения, выдумать себя. Наши партнеры не имели тела, голоса, запаха и жестов, мы — оставались для них недосягаемыми. Главным было то, что можно с ними делать, — правило взаимообмена, удовольствие. Осуществлялась великая мечта: иметь власть и безнаказанность одновременно. Мы действовали в реальном мире объектов без субъектов. Интернет поразительным образом трансформировал мир в дискурс.

Быстрое, подскакивающее кликанье мышью по экрану становилось мерилом времени.

Меньше чем за две минуты находились: подружки из лицея имени Камиллы Жюльен города Бордо, предвыпускной класс C2, 1980–1981 учебный год, песня Мори-Жозе Невиль, статья из газеты «Юманите» за 1988 год. Поиск утраченного времени перекочевал в Сеть. Архивы и всякая старина, все реалии прошлого, казалось, потерянные навсегда, — являлись по первому зову. Память стала неисчерпаемой, но ощущение плотности времени, которое давали запах и желтизна бумаги, загнутая страница, отчеркнутый неизвестной рукой абзац, — исчезло. Мы пребывали в безбрежном настоящем.