Годы и дни Мадраса

— Вики, — спросила я преподавательницу физики, — почему она такая странная?

— Кто? — не поняла сразу Виктория.

— Та, что преподает философию.

— А, Змея? Да? — засмеялась Вики. — Ты, конечно, с ней пыталась разговаривать?

— Пыталась.

— Что она прошипела тебе в ответ?

— В том-то и дело, что ничего.

— И не удивляйся. Эта мисс всех ненавидит. А тебя она, наверно, не считает за человека. Ну кто ты, с ее точки зрения? — Виктория взяла меня доверительно за руку. — Нехристь — раз, коммунист — два, русская — три. Я думаю, у тебя набралось достаточно грехов.

Я кивнула.

— Ну так вот, — продолжала физик, — ты знаешь, что скоро будет конец света?

— Нет, не знаю.

— Фу, как не стыдно! — глаза Виктории смеялись. — Весь колледж уже об этом знает. Студенты третий день наводят чистоту в общежитии. А эта… — Виктория запнулась, — тоже готовит себя к концу света и не хочет иметь дела с грешниками. Поняла?

— С трудом, — ответила я и пошла к себе в коттедж ждать конца света.

До вечера он почему-то не наступил, и я, воспользовавшись краткой передышкой перед светопреставлением, вышла в сад подышать свежим воздухом. За густой порослью кустов я услышала приглушенные голоса.

— Дэзи, Дэзи, — звал кто-то, — иди сюда. Отсюда лучше видно.

В кустах что-то затрещало, и я увидела мелькнувшее сари.

— Как ты думаешь, — сказал другой голос, — откуда начнется конец света? Наверно, с этой стороны.

За кустами зашептались.

— Хорошо бы до экзаменов, — мечтательно сказал первый голос.

Прошли экзамены, а мир по-прежнему прочно стоял на месте. Но преподаватели были взбудоражены еще одной новостью. Мисс Манаси, которая преподавала тамильский язык, стали посещать «видения». Сначала ей явилась дева Мария, потом апостолы Петр и Павел и, наконец, сам святой Фома. К несчастью, мисс Манаси была моей соседкой по коттеджу. Однажды среди ночи раздался стук в мою дверь. «Что-то случилось», — подумала я и пошла открывать. На террасе в длинной нижней юбке стояла Манаси. Фонарь над входом освещал ее лицо с нездоровой, зеленоватого оттенка кожей и маленькими цепкими глазками.

— О! — сказала Манаси. — О!

— Что? — не поняла я.

— Вы ничего не видели? — с придыханием спросила моя соседка.

— Очередной сон, — ответила я.

— Нет! — вскричала Манаси. — Вы не видели сияния, которое шло из моей комнаты?

— Я сплю с закрытыми глазами. Что-нибудь загорелось?

— Как вы не можете понять! — тоном превосходства заметила Манаси. — Меня опять посетил Он.

— И вы решили меня пригласить в свою компанию?

— Нет, я хотела сообщить вам об этом счастливом видении.

— Следующий раз, — рассердилась я, — делайте это, пожалуйста, днем.

Кажется, мисс Манаси приняла мой совет. Как-то я зашла в зал для отдыха преподавателей просмотреть газету. Моему взору представилось странное зрелище. Посреди, зала стояла Манаси с возбужденными глазами, а вокруг нее сидели несколько преподавателей, внимательно ее слушавших.

— И вот, — говорила Манаси, — я увидела сияние над крышей нашей столовой. Сначала я не придала этому значения, но потом увидела белоснежные одежды ангелов. Как вы думаете, что они делали?

— Что? — как вздох, пронеслось по залу.

— Они принесли молоко нам на завтрак, — торжествующе закончила Манаси.

Наступило неловкое молчание.

— Простите, мисс Манаси, — сказала я, — вы имели возможность общаться с ними?

— Да, — поджала губы рассказчица. Она не могла простить мне ночного разговора.

— Очень хорошо, — продолжала я. — А вы не спросили, почему в молоке, что подают в столовой, так много воды. Его ангелы разбавляют?

Неловкая тишина взорвалась смехом. Мисс Манаси, бросив на меня злобный взгляд, с достоинством удалилась.

…На башне перед главным зданием бьют часы. «Вам, бам, бам…» — восемь ударов. С последним ударом просыпаются студенческие общежития. В утреннем свежем воздухе раздаются громкие голоса. Кто-то кого-то зовет, кто-то смеется. Посреди сада высится купол часовни, увенчанный черным строгим крестом. Сюда направляются и студентки и преподаватели. По дорожкам, посыпанным песком, шаркают ноги, мелькают цветные сари, европейские платья. Через несколько минут в часовне начнется утренняя молитва. Теперь на территории сада никого не видно, и только ряды туфель выстроились перед входом в часовню. Из часовни доносится пение. Поют хорошо и слаженно. Через полчаса все устремляются к столовой. Мисс Бакиамутту, заведующая столовой, стоит на пороге и, блестя пенсне, наблюдает, как рассаживаются студентки. На студенческой половине гремят металлические стаканы и тарелки. На половине преподавателей стоит общий стол, за которым собираются три раза в день все преподаватели, живущие в колледже. В ослепительно белом сари входит мисс Мукерджи. Все встают, и декан начинает читать молитву: «Отче наш, иже еси на небеси…» «Аминь», — отзывается наполненный зал. Теперь можно приступить к утренней трапезе. Преподаватели ведут за едой степенную беседу, но посматривают на часы. Ровно в девять начинаются занятия. Зал столовой постепенно пустеет, и весь поток направляется к учебным зданиям.