Годы испытаний. Книга 2. Волга — русская река

Начальник штаба дивизии подполковник Стрельцов появился, вскоре и доложил, что полк успешно ведет бой и основные силы врага уничтожены. Но небольшая группа лыжников, примерно до двух взводов, отстреливаясь, ушла оврагами в леса на участок третьего полка. Этот малочисленный полк был выведен во второй эшелон дивизии для пополнения. Командир полка принял все меры, чтобы захватить в плен или уничтожить лыжников.

Канашов позвонил командиру полка. Майор Сизов доложил:

— Товарищ полковник, группа белофиннов окружена. Мы предложили им сдаться в плен. Они ничего не ответили.

— Ваше решение?

— Может, нам блокировать их до утра и затем еще раз предложить сдаться?

— Они уйдут у вас из-под носа не к утру, а часа через два-три. Кого-кого, а финских лыжников я знаю хорошо по 1939 году.

Командир полка умолк.

— Чего же вы молчите?

— Жду ваших указаний…

Комдив недолюбливал командира третьего полка за его нерешительность и неповоротливость. В дивизию он прислан совсем недавно, командовал до этого полком в запасной бригаде, имел самые хорошие аттестации по службе. Вот и проверка его боевых командирских качеств. Нельзя было оставлять финнов до утра. Если лыжники просочатся и пойдут по тылам, они могут посеять там панику. Но по бесшабашному и самоуверенному тону голоса командира полка Канашов понял, что Сизов был уже навеселе.

— Вот вам мой приказ: немедленно ложитесь спать, а трубку передайте вашему начальнику штаба. Пусть он, пока вы будете отдыхать, постажируется. Ему не вредно, как академику.

— Товарищ полковник, но финны ведут себя спокойно, только изредка постреливают, — лепетал Сизов.

— Выполняйте приказ, товарищ майор.

К трубке подошел начальник штаба.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — глухо сказал он.

— Здравствуйте. Вам приказываю: пока будет отдыхать командир полка, проследите до конца, чтобы ни один белофинский лыжник не просочился в наш тыл. Предложите окруженной группе сложить оружие, а если откажется…

— Уничтожить, — перебил его начальник штаба.

— Никогда не торопитесь. Б бою это может выйти вам боком. Помните: перед вами опытные и смелые враги. И пришли они не с новогодними поздравлениями. Действуйте. И докладывайте мне о ходе боя.

— Есть, товарищ полковник.

Потекли минуты тревожного ожидания.

3

Не спалось бойцам, хотя было уже далеко за полночь. В одиннадцать в землянку к ним зашел командир взвода младший лейтенант Малахов, поздравил с наступающим Новым годом, пожелал исполнения желаний. Всколыхнули бойцов эти простые слова, взяли за душу. И расселись они кто где мог, достали из вещевых мешков нехитрую солдатскую закуску, поделили между собой положенные фронтовые сто граммов. Младший сержант Еж сказал улыбаясь:

— Выпьем, друзья, по всей, чтобы веселей было…

Чокнулись дружно и выпили. Кто-то предложил:

— Хлопцы, песню!

— Давай нашу, русскую.

— Куралесин, бери гармонь да запевай, а мы подтянем.

— Голос у меня, братцы, того, сел…

— Старшина, дай-ка ему сто граммов. Для артиста не жалко.

Куралесин для приличия стал отказываться, потом безнадежно махнул рукой и выпил. Еж взял его кружку и сказал:

— Наш Фома не пьет вина. Выпьет, поворотит и в донышко поколотит.

Куралесин достал двухрядку, для фасона прошелся по ладам, и вот тихо поплыла полюбившаяся всем песня, родившаяся в заснеженных полях Подмосковья в 1941 году:

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза,

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза…

В памяти всплывали далекие, но близкие сердцу родные люди, дом, в котором вырос, девушка, которой не решался еще сказать слова любви, а вынашивал их долгие месяцы. И оттого, что родные и близкие сейчас далеко, «а до смерти — четыре шага», и оттого, что враг угрожает Родине, — в горле появляется горький комок, а в сердце вскипает ненависть.

Допели песню, задумались. Лишь один боец ходил по землянке и приставал ко всем:

— Хлопцы, а хлопцы, да шо вы оглохли? У кого часы е? Мэни скоро напарника на посту зменить треба…

— Ну, чего пристал с часами? — крикнул басовитым голосом боец Охапкин. — Не видишь, о деле люди спорят.

Вошел Сенька Галушко — ротный повар, прозванный Черпаком за высокий рост, длинную тонкую шею и крупную голову. Недавно он был в командировке в прифронтовой деревне и женился на белобрысенькой девушке, фотографию которой показывал всем при удобном случае.

Куралесин, хитро подмигивая товарищам, спросил у Галушко:

— Ну как, женатик, семейные дела? Скоро на крестины?

— Гляди, в кумовья набивается. Веселый будет кум, с музыкой, — сказал Бузунов.

Еж открыл глаза, поманил к себе пальцем молодого бойца.

— Время хочешь знать? — сказал он, глядя куда-то в потолок. — Точно скажу, как по кремлевским, ровно минута в минуту: двадцать четыре ноль-ноль…

Молодой боец наморщил лоб гармошкой и поглядел недоверчиво на бревна накатника, куда смотрел Еж в невидимые ему часы.

— Брешешь, — сказал он, косясь с обидой на Ежа. — Тоби шутки, а мэни дило. Чоловика на посту зменять.