Годы испытаний. Книга 2. Волга — русская река

— Он нарушал ваш приказ, вмещался в управление боем в тот момент, когда уже почти вся вражеская группа была частью уничтожена, а частью пленена. Отдал приказ: открыть путь остаткам белофиннов, а на пути устроил засаду из автоматчиков.

— Зачем это? Я что-то не понимаю, — сказал комдив.

— А что ж тут понимать?… Самолюбие взыграло. Как же это его начальник штаба успешно выполняет задачу, а он вроде сплоховал. Вот он и устроил засаду наскоро, не продумал. Белофинны напоролись на нее, оставили двух пулеметчиков для своего прикрытия, а человек пять прорвались к штабу и забросали гранатами. Убиты дежурный по штабу, офицер связи, разведчик и три связных. Начпрод и командир полка тяжело ранены.

— Вот как у них разведка работает… Товарищ Ракитянский, машина готова? — хмурясь, спросил Канашов.

— Готова, товарищ полковник.

— Поехали, товарищ Стрельцов.

Канашов шагнул к выходу, но вдруг покачнулся, привалился к стене.

— Товарищ полковник, куда же вы? Может, я один? — спросил его начальник штаба.

— Едемте, товарищ подполковник. Ничего, на воздухе мне будет лучше… Да возьмите с собой трех автоматчиков.

Когда Канашов со Стрельцовым прибыли в штаб третьего полка, там стояла траурная тишина. Говорили вполголоса и шепотом.

Командир полка лежал на столе, покрытый простыней.

— О мертвых, товарищ батальонный комиссар, — обратился Канашов к комиссару полка, — не принято говорить плохо, но вот к чему приводит безответственность. Кто думает о враге, что он дурак, сам в дураках всегда остается. Сам глупо жизнью рискует и напрасно расплачивается жизнью своих подчиненных.

Комдив подошел вплотную к столу, снял папаху, склонил голову. Его примеру последовали остальные. Это была обычная воинская почесть. Поздно было судить товарища за его промах, но надо было оставшихся в живых учить и воспитывать так, чтобы они не повторяли ошибки.

— У Сизова, кажется, при эвакуации погибла жена? — спросил комдив.

— Да!

— Но у него остался ребенок.

— Девочка живет и воспитывается у его матери.

— Надо позаботиться о пенсии для них.

Канашов отдал приказ начальнику штаба майору Батурину принять полк и уехал.

Вернулся он в штаб к пяти часам и тут же связался с командующим, так как в его отсутствие он дважды вызывал его на доклад.

Комдив доложил о новогодних попытках врага застать дивизию врасплох, о ликвидации проникшего в оборону лыжного отряда белофиннов. Командующий поздравил Канашова с Новым годом и в заключение пожелал скорее выздоравливать… «Откуда он знает о моем ранении? — подумал Канашов. — Дотошный мужик…»

Потом пришел со срочными бумагами Стрельцов, за ним Шаронов. И только в начале шестого утра окончательно изморенный физически, с головной болью Канашов лег, приказав Ракитянскому в случае необходимости будить.

Старшина решил, что ему надо заняться разбором принесенных читателями за последнюю неделю книг. Но только он принялся за дело, как кто-то постучал в дверь. «И носит тут всяких спозаранку, не дают раненому человеку и пару часов поспать», — возмутился он.

Вошла Аленцова. Тихо справилась о здоровье комдива.

— Спит он, доктор. Сию минуту только с передовой вернулись…

Канашов услышал даже этот тихий разговор и сказал:

— Пусть войдет Нина Александровна.

— Я подежурю, а вы идите отдыхайте.

Старшина ушел. Аленцова сделала перевязку Канашову и села около него. Он молча погладил ее руку.

2

Бойцам, участвовавшим в ночном бою с белофинскими лыжниками, дали отоспаться. Вечером после ужина, когда каждый занимался своим делом, — кто курил, кто играл в шашки, кто писал письма домой, кто читал газеты, — боец Мухетдинов подошел к младшему сержанту Ежу.

— Нехорошо, товарищ командир, нехорошо, Ефим Данилович. Слово дал про дядькину свадьбу рассказать, а не выполняешь.

Еж писал письмо домой. Несколько раз начинал, но дальше общих поклонов всем дело не шло. Хотелось бы написать, как они тут воюют… Нельзя. Военная тайна. «Вот медаль получу, тогда и напишу». Он отложил бумагу в сторону.

— Чего тебе далась свадьба? — спросил он Мухетдинова. — Ты что, русскую девушку решил сосватать?

— Ты, Ефим, зубы не заговаривай, — влез в разговор Кочетков. — Обещал, а теперь норовишь отвертеться…

Несколько голосов сразу поддержали Кочеткова. Еж почесал затылок.

— Давай садись — про свадьбу доскажу.

И будто все ждали этой команды: побросали все дела и сгрудились поближе к рассказчику.

— Так, значит, на чем я остановился?

— Отец и дядька к попу пошли о венчании столковаться, — подсказал Кленкин.