Годы. Мили. Судьбы

«Здравствуй, Жора. Очень рады твоему письму, так как точно можем узнать о тебе, о твоей жизни и боевых делах. Да, жизнь не считается с нами. Забрасывает нас, смертных, как ей заблагорассудится. Вот ты, Жора, верно в этом убедился, также и мы скитаемся по отдаленным бухтам, подальше от внешнего мира и культуры. О своей жизни писать особенно нечего. Скучно, однообразно. Единственное утешение, что пока наш папка с нами. Моя роль матери жизнь скрасить, встретить да проводить. С чем я трудно свыкаюсь. Сын растет озорником. Уже скоро пойдет в школу. Несмотря на однообразие в жизни, время быстро идет, а также года. Хотелось поскорее встретиться вновь в более подходящей обстановке, чем сейчас, как в июле 1941 года. Тогда поговорим о многом. Желаю в жизни счастья и успехов в бою. С горячим приветом, Валя».

Поддерживал переписку с Машей Ивановой. В одном из писем она пригласила меня в гости. В начале апреля 1945 года получил разрешение на отпуск продолжительностью в один месяц. Сложился и план поездки: Мурманск–Москва– Березайка–Ленинград–Москва–Борское–Москва–Мурманск. Из Полярного добрался в Мурманск на бригадном катерке. Купил в коммерческом магазине бутылку водки, которую в ожидании поезда мы с Васей Комаровым распили. Его лодка стояла в это время в ремонте.

В конце войны в Мурманске открыли коммерческий магазин. В нем продавали продукты по очень высоким ценам. Бутылка водки стоила 500 рублей (50 руб. по курсу 1980 г.). Цена водки того времени – 25 руб. за бутылку «Московской» и 32 руб. за бутылку «Столичной». Переезд до Березайки занял двое суток. По просьбе Ивана Бака-нова я вез его жене чемодан продуктов. Жила она в деревне Сорокино, в 25 километрах от города Боровичи. Ехать в такую глушь не было времени. Из Москвы послал телеграмму с просьбой встретить меня в Березайке и забрать посылку. Тамару я не видел с 1940 года. За 5 лет из глазастой девочки она превратилась в стройную, красивую женщину. Это была вторая жена Ивана Баканова. Первая «кронштадтская» семейная жизнь у него не получилась. Второй брак сложился удачно. Передал посылку и двинулся в Ленинград. Участок железной дороги от станции Чудово до пригорода Ленинграда с осени 1941 года был занят немцами и после прорыва блокады в январе 1944-го еще не был восстановлен. Поезда ходили по старой магистрали до станции Окуловка, затем поворачивали на станцию Неболчи на параллельную дорогу и далее через Будогощь и Кириши шли до Ленинграда. Вагоны качались и шатались на разбитом пути. Отапливались они металлическими печурками, стоявшими у входных дверей, если были дрова. Ночью вагоны освещались одной или двумя стеариновыми свечами. Иногда появлялись проводники, потом куда-то исчезали до очередной остановки. Справа и слева от железнодорожного полотна зияли заполненные водой воронки от бомб и снарядов. За окном виднелись болота и обрубленный снарядами лес. Почти каждое дерево стояло без кроны. В Ленинграде поселился в гостинице «Астория», туда меня определила городская комендатура. Повсеместно на улицах виднелись следы недавней войны – разрушенные дома, предостерегающие надписи, воронки от бомб и снарядов.

В домах стекла были заклеены по диагонали бумажными полосками. Дребезжа и скрипя на рельсах, изредка проходили трамваи. На стенах домов нарисованы стрелы, указывающие дорогу в бомбоубежище и надписи «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее ОПАСНА». Поехал к сестре Шуре. Она с мужем и маленьким сыном жила на станции Кушелевка финляндской железной дороги. Ютились в здании вокзала, кое-как приспособленном под жилье. Об удобствах речи не было. Ее муж Алек-сандр Александрович Васильев работал железнодорожником на станции. О жизни во время блокады Шура рассказывала неохотно, я не настаивал. Не хотелось ей напоминать о перенесенных мучениях. Снабжение Ленинграда продовольствием после прорыва блокады наладилось. Жители города обеспечивались по общесоюзным нормам. Тепло, вода и одежонка были. После пережитой блокады это казалось верхом благополучия. На всю жизнь у нее сохранилась болезненная привычка экономно расходовать хлеб. Мы проговорили два свободных от работы вечера, и я отправился в путь.