Вышли в море под вечер с расчетом подойти к мысу Лопатка утром следующего дня. Курс проложили в 8–10 милях от берега в своих территориальных водах. Шли в тумане. Около полуночи, пройдя траверз мыса Поворотного, на нашем пути стали попадаться рыболовные сети и японские кавасаки (небольшие рыболовные суда). Некоторые из них несли положенные огни, а большинство находились в море с одним керосиновым фонарем на носу суденышка. Рыбаков встречалось все больше и больше. В этой ситуации главной нашей задачей было не разрезать внезапно возникшие из тумана кавасаки и не намотать на винты их сети. Шли самым малым ходом невообразимым зигзагом. Часа через 4 выбрались из этой «каши».
В Охотское море вошли через Первый Курильский пролив. Там нас ожидали 3 японских эскадренных миноносца типа «Камикадзе». Видимо, некоторые из японских рыболовных кавасаки, через скопление которых мы прошли ночью, занимались не только ловлей рыбы, но и вели разведку. Миноносцы прошли параллельным курсом в двух кабельтовых с левого борта, производя киносъемку. На лодке объявили боевую тревогу. На мостике остались только командир и комиссар. Старпом получил распоряжение: «В случае чего погружайтесь, о нас не думайте». Решительность подводников была продемонстрирована. Бессмысленность погружения в двух кабельтовых от миноносца даже нам, лейтенантам, была очевидна. В мысу Елизаветы вышли утром с небольшой ошибкой в определении своего места, а к вечеру встали на якорь у буя № 54 в Сахалинском заливе. Ждали лоцмана. До четырех часов утра я стоял на вахте. Погода была ясная, ветер 2–3 балла. Сменившись, сразу же лег спать, предстоял напряженный день – сложный проход по лиману реки Амур. Проснулся около 7 часов, услышав работу дизеля. Происходило что-то непонятное, сниматься с якоря предполагалось не ранее 9 часов. Поспешил в центральный пост. Оказалось, налетевший шквал оборвал якорную цепь и лодку понесло на прибрежные отмели. Срочно дали ход.
Минут через 7–10 миноносцы отвернули влево и удалились в сторону Катаоки. В назначенном районе маневрировали на малом ходу под одним дизелем, курсами на ветер и обратно, чтобы уменьшить качку и дрейф. Каждые 4 часа передавали по радио донесения о состоянии погоды. Горизонт был закрыт туманом и не просматривался, временами проглядывало солнце. Измерить высоту солнца в таких условиях не представлялось возможным. У нас не было секстанов с искусственным горизонтом, они появились после войны. Место корабля на карту наносили по счислению – по курсу и пройденному расстоянию. Маневрирование в квадрате продолжали неделю, потом вторую. Погода ухудшалась, плавание становилось все более трудным. В вахтенном журнале в начале суток уже писали не «Охотское море», как это предусмотрено правилами, а «Ох море!». Заболел командир – из горла пошла кровь. Лодочный фельдшер А. Тарасов, привыкший на жалобы матросов отвечать: «Ничего, не сдохнешь» (говорил он это не со зла, а по доброте душевной), с таким заболеванием в своей медицинской практике не сталкивался. Покой и холод уменьшили, а затем остановили кровотечение. К концу третьей недели получили приказание из штаба флота: «Сводок о погоде больше не давать, следовать во Владивосток». Двигались на север, подальше от низменных, плоских, как блин, плохо распознаваемых с моря островов Чкалова, Байдукова, Белякова. Ветер свежел. К 12 часам его скорость достигла 11 баллов.
Лодки ХI серии обладали хорошей мореходностью и могли плавать при любом состоянии моря и ветра. На длинной (нормальной) морской и океанской волне субмарина успевала всплыть на ее гребень, когда он пробегал ходовой мостик, лодка плавно ложилась к подножию следующего вала. Обладала хорошей остойчивостью, бортовая и килевая качка была спокойной, не резкой. В отсеках и на мостике больше не швыряло от одного борта к другому. В мелководном Сахалинском заливе образовалась короткая, высокая, резкая волна. Нос лодки не успевал всплывать на гребни набегающих волн и зарывался в них. Масса воды набегала на палубу и обрушивалась на мостик. Беспорядочная волна вызывала резкую изматывающую качку. В отсеках все предметы закрепили по-штормовому. Установленный в походе распорядок исполняли с небольшими отклонениями, свободным от вахты разрешили лежать на койках. Вахты сменялись каждые 4 часа. Готовили завтрак, обед и ужин, хотя аппетит у многих ухудшился. Выход на мостик покурить и для других надобностей был прекращен. Там под козырьком ограждения рубки вахтенный командир и сигнальщик, привязанные к тумбе перископа, укрывались от шторма, чтобы не быть унесенными волной в море.